Дэвид Мацумото
Культура и язык (12 глава книги "Психология и культура")

© Copyright Дэвид Мацумото.

Общение - одна из важнейших сторон нашей жиз­ни. Оно - процесс, связывающий нас всех, помо­гающий нам выполнять работу, строить взаимоот­ношения и достигать целей. Оно также важно для развития и сохранения культуры, передачи ее от одного поколения к другому и укрепления куль­турных задач и ценностей внутри одного поколе­ния. Таким образом, общение играет особую роль в нашем понимании культуры и влияния культу­ры на поведение.

Когда мы думаем об общении, первое и, воз­можно, самое отчетливое, что приходит нам в го­лову - это наш вербальный язык. Слова и язык играют значительную роль в процессе нашего об­щения и представляют собой феномены исключи­тельно человеческого поведения. Язык, на котором мы говорим, - будь то английский, французский, немецкий, китайский, индонезийский или любой другой, - крайне важная составляющая нашей способности общаться друг с другом. Окружающие люди придают огромное значение словам, которые мы произносим, и тому, как мы их используем. Владение вербальным языком - существенная часть любого успешного общения, и все мы имеем склонность выносить свои суждения о людях на основе того, как они владеют их собственным язы­ком.

Конечно, вербальный язык - это не единствен­ная сторона общения. Другой большой и важный его компонент - это невербальное общение, вклю­чая выражение лица, тон голоса, позу, стиль одеж­ды, дистанцию и т. п. Невербальное поведение мы будем подробно обсуждать в главе 13. И вербаль­ное, и невербальное поведение будут рассмотрены вместе в главе 14, где мы сосредоточимся на важ­нейших моментах межкультурного общения.

Основная тема этой главы - тесная взаимо­связь между культурой и языком. Культура влия­ет на структуру и функциональное использование языка, и сам язык можно считать проявлением культуры. Язык также затрагивает своим влияни­ем и подкрепляет наши культурные ценности и взгляды на мир, осуществляя, таким образом, об­ратную связь. Циклическая природа взаимоотно­шений между культурой и языком позволяет сде­лать вывод, что ни одну культуру нельзя полнос­тью понять без понимания ее языка, равно как и наоборот. И поскольку язык влияет на наше мыш­ление и наши взгляды на мир, понимание того, как воздействует на язык культура, имеет важное при­ложение в области понимания культурных разли­чий в точках зрения на мир.

Эту главу мы начнем с изучения компонентов языка, которые считаются общими для всех язы­ков мира, а также бытующих в настоящее время мнений о том, как мы усваиваем родной язык в процессе нашего развития. Затем мы обсудим раз­личия между языками разных культур, включая сюда различия как в лексике языков, так и в их прагматике. Затем мы исследуем важную для со­временной кросс-культурной психологии и антро­пологии линию рассуждений, известную как гипо­теза Сепира - Уорфа. Эта гипотеза предполагает, что язык помогает нам структурировать наши взгляды на мир и является ключевым фактором во взаимоотношениях языка и культуры; мы рассмот­рим научные работы, поддерживающие и оспари­вающие эту гипотезу. Наконец, мы обратим вни­мание на специфический случай двуязычия, пого­ворим о том, как оно влияет на поведение и свойства личности, и рассеем некоторые распро­страненные заблуждения, касающиеся людей, вла­деющих двумя языками.

ЯЗЫКОВЫЕ КОМПОНЕНТЫ И УСВОЕНИЕ ЯЗЫКА, ХАРАКТЕРИСТИКИ ЯЗЫКА

Прежде чем заняться исследованием взаимоотно­шений между языком и культурой, полезно будет выделить основные характеристики языка. Пони­мание того, из каких компонентов состоит язык, позволит нам рассуждать о том, что именно под­вержено в языке влиянию культуры и что влияет на нее. Это даст нам и необходимую базу для обзо­ра научных работ, исследующих взаимоотношения языка и культуры, которые часто сфокусированы на специфических компонентах языка. Как вы уви­дите далее, некоторые кросс-культурные находки применимы только к определенным компонентам языка; выделив эти компоненты, мы сможем точ­но указать, как культура воздействует на язык.

Структурные характеристики

Лингвисты, как правило, стараются описать язык с помощью следующих пяти главных характерис­тик, которые применимы, по-видимому, ко всем языкам всех культур.

1. Лексика или словарь языка - это слова, ко­торые есть в языке. Например, слова дерево, пить, как и медленно - представляют собой части лек­сики языка.

2. Синтаксис и грамматика языка - это систе­ма правил, определяющая то, как образуются формы слов и как слова связываются вместе, состав­ляя осмысленные фразы. Например, в английском языке есть грамматическое правило, требующее, чтобы мы добавляли к существительным к в кон­це, если хотим показать множественное число. Одно из синтаксических правил состоит в том, что прилагательное обычно ставится впереди су­ществительного, а не после (например, маленькая собачка, а не собачка маленькая).

3. Фонология - это система правил, руково­дящих тем, как слова должны звучать (произно­ситься) в данном языке. Например, в английском, слово new произносится как «нью», а слово sew как «соу».

4. Семантика - это значения слов. Например, слово стол означает физический объект, имеющий четыре ножки и плоскую горизонтальную крышку.

5. Прагматика - это система правил, руково­дящих тем, как язык используется и понимается в данном социальном контексте. Например, заявле­ние «Что-то стало холодно» можно интерпретиро­вать, как просьбу закрыть окно или как констата­цию факта, касающегося температуры воздуха. Как оно будет интерпретировано, может зависеть от социального и физического контекста.

Существуют еще две концепции, применяемые лингвистами для объяснения структуры языка. Фонемы - это наименьшие и самые основные еди­ницы звука в языке, а морфемы - это наимень­шие и самые основные единицы смысла. Фонемы, таким образом, формируют основу иерархии язы­ка, в этих рамках язык усложняется по мере того, как звуки приобретают смысл, в свою очередь про­изводящий слова, слова связываются в словосоче­тания и, наконец, в предложения.

УСВОЕНИЕ ЯЗЫКА

В какой степени процесс усвоения языка врожден­ный, а в какой относится к научению? Ответ на этот вопрос полностью не ясен. Свидетельства, собранные на сегодняшний день, предполагают, что некоторые аспекты усвоения языка связаны с научением, тогда как другие - врожденные. Как мы учимся говорить на своем языке? Распростра­ненный во многих культурах миф утверждает, что дети учатся своему родному языку, имитируя зву­ки, которые они слышат в окружающей среде, и получая подкрепления своим попыткам произво­дить слова. Сейчас мы знаем, что имитация - далеко не главная стратегия усвоения родного языка. На самом деле дети намного изоб­ретательнее в своих стратегиях научения, чем мы привыкли считать.

Исследования Джин Берко: создание и проверка гипотез

В своих, ставших сегодня знаменитыми, исследо­ваниях 1950-х годов Джин Берко убедительно показала, что дети не просто имитируют то, что они слышат, а создают гипотезы относительно языка и проверя­ют их. Это, по-видимому, представляет собой уни­версальную стратегию, с помощью которой дети по всему миру учатся говорить на своих родных языках.

Берко показывала американским детям картинку с воображаемым существом. Она говорила ребятам, что это wug (ваг) - (фантасти­ческое существо, специально придуманное ею для эксперимента). Затем исследовательница показы­вала детям картинку с двумя такими же существа­ми и спрашивала их, что они на ней видят: «А здесь два ...!» Большинство детей заполняли этот про­бел, громко произнося wugs (вагс). Поскольку сло­во wugs - это не английское слово и дети нигде не могли встретить его раньше, ясно, что они произ­водили новое слово не путем имитации. Чтобы ответить wugs, дети должны были прежде иметь представление об одном из основных правил анг­лийской грамматики, согласно которому множе­ственное число имен существительных обычно показывается прибавлением к ним окончания S.

Дети не просто имитируют то, что они слы­шат, а создают гипотезы относительно языка и проверяют их. Это, по-видимому, представ­ляет собой универсальную стратегию, с помо­щью которой дети по всему миру учатся гово­рить на своих родных языках.

Представления о научении языку в разных культурах

Люди различных культур придерживаются раз­ных убеждений о том, как дети учатся языку. Культуры различаются также и по способам по­ведения в отношении детей, которые учатся го­ворить. Например, каули из Папуа-Новой Гви­неи считают, что детям требуется тщательное ру­ководство и явные наставления, как в области форм разговорного языка, так и в сфере навы­ков общения. Они уверены, что дети не научат­ся языку и навыкам общения, если их не будут этому явно учить. Каули, следуя этому убежде­нию, учат своих детей тому, как нужно правиль­но общаться.

Взрослые жители острова Самоа обычно пола­гают, что первые попытки детей говорить ничего не значат и что дети, в любом случае, не могут ска­зать ничего такого, что было бы важно для взрос­лых. Из-за этих убеждений взрослые самоанцы не обучают специально своих детей языку и никаких разговоров с детьми, как правило, не ведут. Фак­тически, их дети слышат, в основном, речь своих старших братьев и сестер, а не речь взрослых.

В США имеет место любопытное несоответ­ствие между убеждениями и действиями взрослых. С одной стороны, большинство взрослых людей считают, что детям, чтобы они научились правиль­но говорить по-английски, необходимо явное ру­ководство. С другой стороны, большинство амери­канских родителей в действительности обращают внимание на то, что говорят дети (т. е. на содержа­ние), а не на то, как они это говорят (т. е. на грам­матику или синтаксис).

Теория Хомского

Такое расхождение между культурными убежде­ниями и практикой по отношению к обучению язы­ку поразительно. Однако еще более поразительно то, что во всех культурах, какими бы ни были су­ществующие в них убеждения и практика, дети успешно учатся своему родному языку и начина­ют говорить на нем свободно, с помощью или без помощи взрослых. Этот общий исход убеждает нас в том, что люди обладают некой универсальной и врожденной способностью к обучению языку. Со­гласно предположению известного лингвиста Хомского, люди обладают аппаратом усвоения языка, который включает врожденные способности в области синтаксиса, грамматики и прагматики. Именно этот аппарат позволяет всем нормальным детям всех культур выучиться языку и свободно на нем говорить.

Хотя прямых доказательств существования аппарата усвоения языка, описанного Хомским, нет, есть несколько заслуживающих внимания кос­венных свидетельств, наталкивающих на мысль о его существовании. Некоторые из таких свиде­тельств можно найти в результатах исследований людей, говорящих на пиджинах и креолах. На­пример, Бикертон в университе­те на Гавайях рассматривает несколько пиджинов и развившихся из них креолов. Многие лингвис­тические характеристики, обнаруженные ученым в нескольких не связанных между собой креолизованных языках, не входят ни в один из языков-источников, из которых развились изначальные пиджины. Откуда взялись эти черты? Бикертон полагает, что единственное правдоподобное объяс­нение использования таких лингвистических ха­рактеристик людьми, говорящими на нескольких не связанных между собой креолах, это то, что все эти языковые свойства изначально запрограмми­рованы в головах людей как часть аппарата усвое­ния языка.

При наличии значительного числа свиде­тельств, косвенно подтверждающих гипотезу Хомского, нет ни одного свидетельства, дока­зывающего ее несостоятельность. Так что эта гипотеза пока остается лучшим из имеющихся у нас объяснений тому факту, что все нормаль­ные дети выучиваются свободно говорить на своих родных языках, несмотря на то что усло­вия, в которых они это делают, чрезвычайно разнообразны.

Мы видим, что люди различных культур при­держиваются различных мнений и отношений по поводу обучения родному языку, однако мы не зна­ем, действительно ли сам процесс обучения языку протекает различно в разных культурах. При от­сутствии фактов, свидетельствующих об обратном, предположение Хомского о существовании уни­версального аппарата, помогающего детям усваи­вать язык, представляется наилучшим объяснени­ем этого процесса. Будущие исследования, воз­можно, выявят пределы функционирования этого аппарата, сосредоточившись на том, как именно протекает процесс усвоения языка. Тогда, может быть, мы сможем разобраться, как культурные раз­личия в отношениях и мнениях по поводу обуче­ния языку влияют на процесс усвоения языка в конкретных культурах.

РАЗЛИЧИЯ В ЯЗЫКАХ РАЗНЫХ КУЛЬТУР КУЛЬТУРА И ЛЕКСИКА

Язык можно рассматривать и как проявление, и как продукт культуры. Это верно для любой куль­туры и для любого языка, которые мы возьмемся исследовать. Один из способов увидеть такие свя­зи - обратить внимание на сходства и различия в лексике языков разных культур.

Слова, существующие в некоторых язы­ках, отсутствуют в других

Многие слышали, что эскимосский язык содержит больше слов для описания снега, чем английский. Уорф первым указал на то, что в со­временном эскимосском языке имеется три слова для обозначения снега, тогда как в английском для описания всех этих трех типов снега используется одно слово snow (снег). Многие другие языки так­же содержат слова, которых нет в английском. В главе 11, например, мы встречали несколько слов, описывающих эмоциональные состояния, таких как немецкое слово Schadenfreude, которым нет английских эквивалентов.

Мы часто думаем, что если возьмем какое-ни­будь слово родного языка и найдем ему букваль­ный эквивалент в другом языке, то это слово бу­дет значить там то же самое. Но хотя существует много пар слов, обозначающих в разных языках, в целом, одно и то же, эти слова часто имеют разные оттенки и сопутствующие значения. Даже слова, обозначающие такие простые и общие для всех понятия, как ломать, резать, есть и пить, могут иметь в разных культурах очень различные сопут­ствующие значения и оттенки и использоваться в разном контексте. Кроме того, люди разных культур могут связывать с одним и тем же словом разные ассоциации. Думая о соотношении между каким-либо словом нашего родного языка и его буквальным эквивалентом в другом языке, мы не должны рассматривать эти слова как точ­ные эквиваленты. Если мы примем во внимание все значения слова, нам будет очень трудно найти в других языках слова, имеющие точно такие же основные и сопутствующие значения, оттенки и подтексты.

Думая о соотношении между каким-либо сло­вом нашего родного языка и его буквальным эк­вивалентом в другом языке, мы не должны рассматривать эти слова как точные эквивален­ты.

Указания на себя и других людей

Люди, говорящие на американском английском, желая указать в разговоре на самих себя, как пра­вило, используют одно из двух слов: I (я) и we (мы), - или их производные. Мы используем эти слова независимо от того, с кем мы говорим или о чем говорим. Когда мы разговариваем с профессо­ром университета, мы указываем на себя словом I (я). Когда мы разговариваем со своими родителя­ми, мы используем то же слово I (я). Мы исполь­зуем то же самое слово, указывая на себя в разго­воре с друзьями, членами семьи, соседями, знако­мыми, начальниками и подчиненными. Точно так же в английском мы обычно используем одно­единственное слово you (ты или вы) для того, что­бы указать на нашего собеседника или группу со­беседников. Разговаривая со своими родителями, начальниками, друзьями, возлюбленными, детьми, с незнакомыми людьми и практически с кем угод­но, мы указываем на другого человека или группу других людей словом you или одной из его произ­водных.

Однако во многих языках мира существует куда более сложная система указаний на себя и других людей, зависящих от природы взаимоотно­шений между разговаривающими людьми. Япон­ский язык представляет собой один из крайних примеров. В японском языке есть буквальные эк­виваленты английских слов I (я), we (мы) you (ты, вы), но используются эти слова там далеко не так часто, как в английском. В японском языке то, как вы будете называть себя и других людей в разго­воре с ними, полностью зависит от типа ваших вза­имоотношений с этими людьми. Часто решение о том, как следует называть себя и другого челове­ка, основано на соотношении статусов двух собе­седников. Например, если вы обладаете более вы­соким статусом, чем другой человек, по-японски вам надо будет обозначать себя названием своей должности или социальной роли, а не японским эк­вивалентом слова «я». В Японии учителя, для того чтобы указать на себя в разговоре с учениками, используют слово «учитель». Врачи могут указы­вать на себя словом «доктор», а родители, разго­варивая со своими детьми, называют себя «мать» или «отец».

Если вы ниже собеседника по статусу, то в японском языке вы должны указывать на себя с помощью одного из местоимений, эквивалентов слова «я», таких как ватачи, ватакуси, боку и орэ. Какое именно из этих «я» вы будете использовать, зависит от вашего пола (женщины не могут гово­рить боку или орэ), степени вашей вежливости и степени знакомства с другим человеком. Напри­мер, разговаривая с кем-то, кто обладает более высоким статусом, люди обычно указывают на себя словом ватачи. Разговаривая с друзьями или кол­легами, мужчины часто используют слова боку или орэ. Точно так же, когда вы говорите с кем-то, кто выше вас по статусу, вы, как правило, должны об­ращаться к этому человеку, называя его (ее) должность или социальную роль. Разговаривая с учи­телями, по-японски вы говорили бы сэнсей (учи­тель), даже обращаясь к ним прямо. Своего началь­ника вы должны были бы называть официальным титулом, таким как «начальник отдела» или «пре­зидент». В японском языке вы ни в коем случае не должны использовать эквивалент английского слова уоu (вы), обращаясь к людям с более высо­ким статусом.

Разговаривая с человеком ниже вас по стату­су, вы, как правило, использовали бы личное мес­тоимение или имя человека. Как и в случае место­имений, обозначающих «я», японский язык содер­жит несколько слов, эквивалентных «ты» или «вы», - в том числе аната, омаэ, кими. Опять же, какое из них уместно будет использовать, зависит от характера отношений; слова омаэ и кими при­нято использовать в разговоре с теми, кто стоит ниже вас по статусу, или с теми, кого вы очень хо­рошо и близко знаете. Как видите, система указа­ний на себя и других в японском языке действи­тельно очень сложна.

Такие различия между языками отражают важные различия между культурами. В японской культуре язык, манеры и другие аспекты пове­дения должны модифицироваться в соответ­ствии с отношениями и контекстом, в котором происходит общение. Наиболее важные характе­ристики, влияющие на поведение и язык в Япо­нии - это статус и групповая ориентация. Все стороны поведения меняются в зависимости от того, выше или ниже по статусу другой человек, участвующий в общении. Также поведение и язык различаются в зависимости от того, явля­ется другой человек членом вашей внутренней группы или нет. Таким образом, система выбора подходящих указаний на себя и других в японс­ком языке отражает важные аспекты японской культуры.

Системы счета

Системы счета дают нам еще один пример того, как культура влияет на структуру языка. В японском языке, например, для счета разных предметов ис­пользуются разные порядковые числительные. Для круглых и цилиндрических предметов поряд­ковые числительные образуются прибавлением суффикса -хон (иппон, нихон, санбон и т.д.); для счета плоских предметов используется суффикс -май (ичимаи, нимаи, санмаи и т.д.). В японском языке есть много таких счетных суффиксов, во многих, других языках также есть подобные час­тицы для счета различных объектов. В английском языке все предметы при счете просто нумеруются, без прибавления каких-либо суффиксов или при­ставок, указывающих на то, какого типа предметы считаются.

Кроме того, в японском языке, так же как и во многих других языках, все числительные построе­ны на основе названий десяти первых натураль­ных чисел, от слова один до слова десять. Один­надцать в буквальном грамматическом переводе будет звучать, как десять-один (ю-ичи), двена­дцать будет десять-два (ю-ни), а двадцать - два-десять (ни-ю). В английском числа от 1 до 19 име­ют уникальные названия, а аддитивная система об­разования числительных, похожая на японскую, начинается с числа 20*. Есть мнение, что эти лин­гвистические различия вносят свой вклад в наблю­даемые различия в математических успехах в США и в Японии.

КУЛЬТУРА И ПРАГМАТИКА

Связь между культурой и использованием местоимений

Культура влияет не только на лексику языка, но также и на его прагматику, т. е. на правила, руко­водящие тем, как язык следует использовать и по­нимать в различном социальном контексте. На­пример, Кашима и Кашима исследовали 39 языков, на которых гово­рят люди 71 страны, собирая как культурные, так и лингвистические данные в каждой из этих стран. В число культурных показателей входили четыре характеристики Хофстеде; индивидуализм, дистанция власти, избега­ние неопределенности и маскулинность, - а так­же 15 других связанных с культурой характерис­тик. Лингвистические данные включали анализ использования в речи личных местоимений пер­вого и второго лица и того, допускается ли в язы­ке опускать эти местоимения при разговоре. Что­бы исследовать взаимосвязь между культурой и использованием местоимений, эти два массива данных были двумя способами проверены на кор­реляцию.

Ученые обнаружили, что культуры, чьи языки позволяют опускать местоимения, обычно менее индивидуалистичны; они интерпретировали это как отражение в языке различных культурных представ­лений о себе и других.

Исследования Гудикунсга: различия в использовании языка

Гудикунст и его коллеги провели несколько иссле­дований, продемонстрировавших культурные раз­личия в использовании языка. Например, Гуди­кунст и Нишида про­сили участников эксперимента из Соединенных Штатов и Японии оценить степень близости 30 фигур, определенных по типу их взаимоотно­шений с человеком (таких, как брат, работодатель, незнакомый человек). В другом эксперименте ис­пытуемых просили оценить стиль общения в шес­ти типах взаимоотношений по степени персонифи­кации, синхронности и трудности. Результаты по­казали, что японцы, по сравнению с американцами, считают взаимоотношения внутри своей группы (сослуживцы и коллеги по университету) более близкими, кроме того, японцы видят больше пер­сонификации и меньше синхронности во всех ти­пах отношений.

В более позднем исследовании Гудикунст, Юн и Нишида про­сили участников из США, Японии и Кореи оценить те же три характеристики коммуникативного пове­дения в отношениях с внутренней и внешней груп­пой. Они выяснили, что американцы показывают самый низкий уровень персонификации и синхро­низации, корейцы - самый высокий, японцы - где-то посередине, но только для общения с внутрен­ней группой. Исследователи считают, что предста­вители коллективистских культур используют принцип справедливости, предполагающий более глубокую социальную проницательность при обще­нии с членами внутренней группы, чем у предста­вителей индивидуалистических культур.

Отличия в других областях общения

Культурные различия были зафиксированы также и в нескольких других областях человеческого .обще­ния, таких как извинения, детские рассказы, самораскрытие, комплименты и взаимная критика на уровне отдельных людей.

Чен, например, просил американ­ских и тайваньских участников исследования за­полнить вопросник, измеряющий степень саморас­крытия по отношению к четырем целевым фигу­рам и шести различным темам для общения. Результаты показали, что американцы признава­ли уместным значительно более высокий, чем ки­тайцы с Тайваня, уровень самораскрытия по всем шести темам и со всеми целевыми фигурами.

Барнлунд и Ёшиока провели качественное пилотное исследова­ние, а затем количественное исследование с боль­шой выборкой участников для оценки предпочте­ний в области способов извинения в 12 критиче­ских ситуациях. Они сообщают, что японские участники предпочитали более прямые, вырази­тельные формы извинений, тогда как американцы отдавали предпочтение завуалированным и менее крайним формам. Кроме того, американцы скло­няются в пользу объяснений, как формы извине­ния, в то время как японцы предпочитают компен­сацию.

Самоосознание и личные ценности

Последние исследования расширили эти открытия в сфере культурных различий, показав, как такие различия могут быть опосредованы самоосознани­ем и ценностями на индивидуальном уровне, а так­же некоторыми личностными характеристиками. Добавление таких переменных-посредников пред­ставляет собой пример исследований, включаю­щих контекстные переменные, которые мы обсуж­дали в главе 5.

Так, Ким и его коллеги про­сили участников из Кореи, Японии, Гавайев и ма­териковой части США оценить важность пяти раз­личных ограничений, накладываемых на общение (например, требования ясности или заботы о чув­ствах другого человека), в шести разных эпизодах. Участники также заполняли измерительный оп­росник, определяющий степень их осознания себя как независимых или взаимно зависимых лично­стей (см. главу 3). Здесь исследователи обнаружи­ли, что культура влияет на понимание себя, кото­рое, в свою очередь, влияет на оценку важности ограничений при общении.

Пользуясь схожими методами, Гудикунст и коллеги приходят к выво­ду, что самоосознание и личные ценности играют посредническую роль в использовании контекст­но зависимых стилей общения. Гудикунст и кол­леги сообщают также, что культура воздействует на стили общения в отно­шениях с внутренней и внешней группами посред­ством двух переменных: самомониторинга и цен­ности предполагаемого результата отношений.

Выводы

Работы, на которые мы ссылались с этой части гла­вы, дают довольно полную картину глубокого вли­яния культуры не только на лексику языка, но ина его использование и функции. Различия в язы­ках отражают важные различия между культура­ми, а также помогают укреплению этих культур­ных особенностей. Например, в результате исполь­зования в японском языке сложной системы указаний на себя и других, система мышления и поведения индивида приобретает постоянную структуру, отражающую характер культуры. Через использование языка индивид трансформируется в агента культуры. Таким образом, эмоции, ассо­циации, подтексты и нюансы языка влияют на культуру и сами испытывают влияние культуры. Индивид впитывает в себя самую сущность куль­туры через язык, и, пользуясь языком, он или она укрепляет концепции своей культуры. Эта взаимо­связь имеет место для японского языка и японской культуры, американского английского и американ­ской культуры, а также для всех остальных язы­ков и культур.

Причина такого взаимодействия состоит в том, что язык символизирует собой культуру. Культу­ра - это групповой способ структурирования мира для того, чтобы избежать хаоса и обеспечить вы­живание группы; язык - это система символов, которая представляет и отмечает это структури­рование. Указания на себя и других в американ­ском английском, например, отражают важные ас­пекты американской культуры. Американская культура в целом придает относительно мало зна­чения разнице в статусе между людьми или тому, принадлежит другой человек к внешней или к внутренней группе. Американская культура видит в каждом человеке отдельную, уникальную и не­зависимую личность. Поскольку с точки зрения американской культуры важен человек, а не его статус или общий контекст, здесь люди - это люди, независимо от того, где или когда они взаимодей­ствуют. Поэтому американцы почти при любом варианте общения могут использовать слово I (я) для того, чтобы указать на себя, и слово уои (вы, ты), чтобы указать на другого человека.

Из этих наблюдений ясно, что люди различных культур структурируют мир вокруг себя по-разно­му, по крайней мере в языке, который они исполь­зуют для описания этого мира. Конечно, два чело­века, говорящие на одном и том же языке, вполне могут использовать одни и те же слова различны­ми способами и с различным значением, и часто так и происходит. Языковые различия внутри культуры также вносят свой вклад в конфликты, возможные внутри одной культуры. Но различия в структуре и использовании языка внутри одной культуры, вероятно, все же меньше, чем такие раз­личия между культурами Ясно, что люди различных культур «размеча­ют» свой мир по-разному с помощью своих язы­ков. Но настолько ли эти различия глубоки, что­бы люди действительно видели одни и те же вещи по-разному? В самом ли деле американцы и эс­кимосы видят снег, думают о нем и ощущают его по-разному? И эти различия связаны с различи­ями в их языках? Или они видят одни и те же вещи и только классифицируют их по-разному? Исследования, посвященные этим, и близким к ним, вопросам, убеждают в том, что такие языко­вые различия - не просто дело классификации, но отражают истинные различия во взглядах на мир.

ЯЗЫК И ВЗГЛЯД НА МИР: АРГУМЕНТЫ В ПОЛЬЗУ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ

Один из самых важных и длительных споров в области исследования языка и поведения каса­ется связи между языком и мыслительным про­цессом. Эта взаимосвязь особенно важна для кросс-культурных языковых исследований, по­скольку каждая культура ассоциируется с неким языком как механизмом для ее выражения. Как культура влияет на язык? И как язык влияет на культуру?

ГИПОТЕЗА СЕПИРА - УОРФА

Лингвистическая относительность

Гипотеза Сепира - Уорфа, известная также как ги­потеза лингвистической относительности, предпо­лагает, что люди, говорящие на разных языках, думают по-разному, и это происходит из-за разли­чий в их языках. Поскольку люди различных куль­тур, как правило, говорят на разных языках, ги­потеза Сепира - Уорфа особенно значительна тем, что она позволяет понимать культурные различия (и сходства) в мышлении и поведении, как функ­ции языка.

Прежде чем мы займемся дальнейшим иссле­дованием вопроса, давайте задумаемся на минут­ку, в чем именно состоит утверждение данной ги­потезы и каковы возможные следствия. Если ги­потеза Сепира - Уорфа верна, это означает, что люди различных культур думают различно, и причины этого лежат в самой природе, структуре и функционировании их языков. Их мыслительные процессы, их ассоциации, их способы интерпрета­ции мира, - даже восприятие ими одинаковых со­бытий, - могут быть другими, потому что они го­ворят на другом языке, и этот язык способствует формированию их структуры мышления. Эта ги­потеза также предполагает, что люди, владеющие более чем одним языком, могут в действительно­сти руководствоваться разными структурами мышления, когда говорят на разных языках.

С тех пор как Эдвард Сепир и Бенджамин Уорф в 1950-х годах впервые выдвинули свою ги­потезу, многие научные работы посвящались теме связи языка и познания мира. Хотя имеется много свидетельств, подтверждающих эту гипотезу, не­которые другие данные все еще поднимают воп­рос о ее достоверности.

РАННИЕ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ ГИПОТЕЗЫ СЕПИРА - УОРФА

Классификация объектов

В одном из самых первых исследований, посвя­щенных языку, Кэрол и Касагранде сравнивали, с точки зрения под­хода к вещам, людей, говорящих на языке навахо и на английском. Они изучали связь между систе­мой классификации форм в языке навахо и тем, какое внимание обращают дети на форму объек­тов, стараясь их классифицировать. Так же как и японский язык, о котором мы говорили выше, язык навахо имеет интересную грамматическую особен­ность, состоящую в том, что определенные глаго­лы, означающие обращение с предметами (напри­мер, «подбирать», «бросать»), преобразуются в разные лингвистические формы в зависимости от того, с какого типа предметами обращаются. Все­го существует 11 таких лингвистических форм для предметов различных очертаний и свойств: округ­лых сферических предметов, тонких округлых предметов, длинных гибких вещей и т.д.

Обратив внимание на то, насколько в языке навахо эта лингвистическая система сложнее, чем в английском, Кэрол и Касагранде предположили, что такие линг­вистические особенности могут оказывать влияние на когнитивные процессы. В своем эксперименте они сравнивали, как часто дети, основным языком которых был навахо или английский, использова­ли при классификации объектов их форму, вне­шний вид или тип материала. Дети, основным язы­ком которых был язык навахо, значительно чаще, чем англоязычные дети, классифицировали пред­меты согласно их форме. Кроме того, по результа­там этого же исследования Кэрол и Касагранде сообщают, что дети из англоговорящих афроаме-риканских семей с низким доходом выполняли за­дачу очень похоже на то, как это делали дети из семей американцев европейского происхождения. Это открытие в особенности важно, потому что дети из бедных афроамериканских семей, в отли­чие от детей евроамериканцев, не были хорошо знакомы с кубиками или с играми на подбор и со­ставление форм.

Результаты этих экспериментов, вместе с на­блюдениями, касающимися связи между культурой и лексикой языка или культурой и прагматикой языка, о которых мы рассказывали выше, дали пер­вое подтверждение идее о том, что язык, на кото­ром мы говорим, влияет на то, какие мысли прихо­дят нам в голову. Язык, таким образом, может иг­рать роль посредника, помогая определить способы понимания детьми некоторых сторон окружающе­го их мира. По-видимому, язык является одним из факторов, влияющих на то, как мы думаем.

Язык цвета

Еще одна подборка научных исследований, про­веряющих достоверность гипотезы Сепира - Уорфа, - это работы в сфере изучения восприятия цвета. Одно из первых заявлений на эту тему было сделано Глисоном: «Непрерывная шкала цветовых оттенков, существующая в природе, в языке представлена серией дискретных катего­рий... Ни собственно в свойствах спектра, ни в свойствах его восприятия человеком нет ничего, что бы вынуждало разделять его таким способом. Этот специфический метод разделения является частью структуры английского языка» .

Исследования, посвященные языку и воспри­ятию цвета, как правило, обращались к тому, как цвета разбиваются по категориям и как они назы­ваются в различных языках. Например, Браун и Леннеберг обнаружи­ли положительную взаимосвязь между легкостью языкового кодирования цвета и точностью запоми­нания этого цвета в задаче на запоминание. В этом эксперименте легкость кодирования определялась по тому, как легко люди, говорящие на английском, соглашались относительно названия данного цве­та, насколько длинным было это название и как много времени им требовалось, чтобы подобрать название. Результаты этого исследования дают некоторую поддержку гипотезе Сепира - Уорфа.

ОПРОВЕРЖЕНИЯ ГИПОТЕЗЫ СЕПИРА - УОРФА

Несмотря на положительные результаты исследо­вания, упомянутого выше, ругие ранние работы, связанные с воспри­ятием цветов, в действительности ставят под со­мнение достоверность гипотезы Сепира - Уорфа.

Например, Берлин и Кэй исследовали 78 языков и обнаружили, что суще­ствует 11 базовых названий цветов, формирующих универсальную иерархию. Некоторые языки, та­кие как английский и немецкий, используют все 11 названий, другие, такие как язык дани (Новая Гвинея), используют всего лишь два. Более того, ученые отмечают эволюционный порядок, соглас­но которому языки кодируют эти универсальные категории. Например, если в языке имеется три названия цветов, эти три названия будут описы­вать черный, белый и красный цвета. Эта иерар­хия названий цветов в человеческих языках вы­глядит следующим образом.

1. Все языки содержат слова для черного и бе­лого.

2. Если в языке есть три названия цветов, то этот язык содержит также слово, обозначающее красный цвет.

3. Если в языке всего четыре названия цветов, в нем есть также слово либо для зеленого, либо для желтого цвета (но не для обоих этих цветов одно­временно).

4. Если в языке пять названий цветов, он со­держит слова и для зеленого, и для желтого цвета.

5. Если в языке шесть названий цветов, в нем есть также слово для синего.

6. Если в языке семь названий цветов, в нем есть также слово для коричневого.

7. Если язык содержит восемь или более назва­ний цветов, в нем также есть слова для пурпурно­го, розового, оранжевого, серого или некоторые из этих слов.

Чтобы проверить, насколько верны заявле­ния, подобные утверждению Глисона, Берлин и Кэй пред­приняли исследование разбивки цветов по названиям в 20 языках. Они просили иностранных сту­дентов, обучающихся в университетах Соединен­ных Штатов, составить список «основных» назва­ний цветов в их родных языках. Затем исследова­тели предлагали этим испытуемым выбрать наиболее типичный или наилучший образец како­го-либо основного цвета.

Берлин и Кэй обнаружили, что в любом языке существует ограниченное число основных названий цветов. Кроме того, они заметили, что кусочки стек­ла, избранные в качестве наилучших образцов этих основных цветов, обычно попадают в цветовые группы, которые ученые назвали фокальными точ­ками (focal points). Если в языке было «основное» название для сине-голубых цветов, лучшим образ­цом этого цвета для людей, говорящих на всех та­ких языках, оказывался один и тот же «фокальный синий». Эти открытия говорят о том, что люди раз­личных культур воспринимают цвета очень похо­же, несмотря на радикальные отличия в их языках. Многие стали сомневаться в правильности гипоте­зы Сепира - Уорфа, так как она, по-видимому, не­применима к области восприятия цветов.

Если в языке есть «основное» название для сине-голубых цветов, лучшим образцом этого цвета для людей, говорящих на всех таких язы­ках, оказывается один и тот же «фокальный синий». Таким образом, очевидно, что люди раз­личных культур воспринимают цвета очень по­хоже, несмотря на радикальные отличия в их языках.

Данные результаты были впоследствии под­тверждены серией экспериментов, поставленных Рош. В своих экспериментах Рош пыталась проверить, насколько универ­сальны для всех культур эти фокальные точки. Она сравнила два языка, заметно различающиеся меж­ду собой по количеству основных названий цветов: английский с его множеством слов для разных цве­тов, и дани, язык, где есть только два названия цве­тов.

Дани - язык, на котором говорит племя куль­туры каменного века, живущее в горах одного из островов Новой Гвинеи. Одно из обнаруженных в этом языке названий цветов, мили, относилось как к «темным», так и к «холодным» цветам (напри­мер, черный, зеленый, синий), другое название, мола, обозначало одновременно «светлые» и «теп­лые» цвета (например, белый, красный, желтый). Рош исследовала также взаимосвязь между язы­ком и памятью. Если позиция Сепира-Уорфа пра­вильна, рассуждала она, тогда вследствие беднос­ти цветовой лексики в языке дани способность раз­личать и запоминать цвета у людей, говорящих на этом языке, должна быть меньше.

Выяснилось, что, согласно данным, которые приводят Хейдер и Оливер, люди, говорящие на языке дани, путаются в цве­товых категориях не более, чем люди, говорящие на английском. Задачи на запоминание те, кто го­ворит на дани, также выполняли не хуже тех, кто говорит на английском.

Биологические факторы

Однако суждения о достоверности гипотезы Се­пира - Уорфа на базе исследований, касающихся восприятия цветов, должны учитывать тот факт, что способы восприятия нами цветов в значитель­ной степени предопределены нашей биологиче­ской структурой, в особенности биологическим строением нашей зрительной системы. Эта систе­ма одинакова у людей всех культур. Де Валуа и его коллеги исследовали вид обезьян с похожей на человеческую зрительной системой. Они утверждают, что у нас есть клетки, которые стимулируются только двумя цветами (например, красный + зеленый или синий + желтый), и что в каждый конкретный момент эти клетки могут сти­мулироваться только одним цветом из пары. На­пример, клетки для «красного + зеленого» могут реагировать либо на красный, либо на зеленый, но не на оба цвета одновременно. Это достаточно ин­тересно, поскольку многие люди отмечают, что хотя смешать красный и зеленый цвета вполне воз­можно, человек не может воспринимать это соче­тание так же, как мы воспринимаем смесь синего и зеленого в качестве бирюзового или красного и синего в качестве бордового. Поэтому «красно-зе­леный» невозможен, как с позиции восприятия, так и с позиции семантики.

Все это убеждает нас в том, что наше биологи­ческое строение играет очень важную роль в нашем восприятии цвета и может закладывать универсаль­ную основу в характер этого восприятия, независи­мо от лингвистических различий в названиях цве­тов. В таком случае было бы странно обнаружить различия в восприятии цветов, основанные на язы­ке. Таким образом, мы не можем отвергнуть гипо­тезу Сепира - Уорфа только потому, что язык, по-видимому, оказывает мало влияния на то, как мы воспринимаем цвета. В самом деле, если мы обра­тим внимание на другие сферы человеческого по­ведения, мы найдем там серьезные доказательства, подтверждающие гипотезу Сепира - Уорфа.

НОВЫЕ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ ГИПОТЕЗЫ СЕПИРА - УОРФА

Со времени появления первых научных работ, под­держивающих, а потом и оспаривающих гипотезу Сепира - Уорфа, было проведено много других ис­следований, и часть из них подтверждает правоту этой гипотезы.

Причинно-следственные связи

Одна из сфер человеческого поведения, которая кажется уязвимой для действия «уорфианских» эффектов - это понимание причинности, т. е. как мы объясняем причины того, что все происходит так, а не иначе.

Ниекава-Ховард рассматривает связь между японской граммати­кой и восприятием японцами причин происходя­щих событий. В японском языке традиционно су­ществует одна интересная пассивная глагольная форма, которая включает в себя следующее зна­чение: поскольку субъект предложения «был вы­нужден» предпринять действие, выраженное ос­новным глаголом, он не несет ответственности за само действие и за его результаты. Конечно же, мы можем передать эту информацию и на англий­ском, но для этого нам придется использовать гору дополнительных слов и словосочетаний. Японский глагол в пассивной форме передает это значение в завуалированном виде. Ниекава-Хо­вард замечает, что люди, родным языком которых является японский и которые часто встречаются с этой пассивной формой, более, чем люди, гово­рящие на английском, склонны возлагать ответ­ственность на других, даже если результаты дей­ствия положительны.

Эксперимент Блума: гипотетические объяснения

Другое свидетельство, подтверждающее гипотезу Сепира - Уорфа, дает Блум, который сообщает, что люди, говорящие на китайском язы­ке, менее, чем те, кто говорит на английском, склон­ны давать гипотетические толкования гипотети­ческим историям. Он интерпретирует эти резуль­таты как сильное доказательство в пользу того, что структура языка служит посредническим звеном для когнитивных процессов, потому что китайский и английский языки отличаются в том, как они передают гипотетический смысл.

В английском используется сослагательное наклонение (If I were you, «если бы я был на твоем месте», буквально «если бы я был тобой»). В ки­тайском языке нет сослагательного наклонения в смысле требований обязательного изменения формы глагола (грамматический китайский экви­валент фразы «если бы я был на твоем месте» в бук­вальном переводе выглядит приблизительно так: «будет, если я - это ты».

Различия в познавательных способностях

Еще один голос в поддержку гипотезы Сепира - Уорфа, сделанное другими учеными открытие, что по крайней мере неко­торые различия в познавательных способностях основаны на различиях в структуре языка. Они сравнивали, как протекают мыслительные процес­сы у людей, говорящих на английском и на языке тарахумара, - языке коренных жителей полуост­рова Юкатан в Мексике, в котором нет различия между понятиями «синий» и «зеленый».

Исследователи давали участникам экспери­мента две нелингвистические задачи, и обе они включали выбор из кусочков цветного стекла того, который «больше всех отличается» по цвету от других кусочков. Оказалось, что участники лучше разделяли цвета, когда они могли воспользовать­ся стратегией их наименования, и это ясно демон­стрирует нам, что лингвистические различия мо­гут влиять на выполнение нелингвистических за­дач.

Другие доказательства лингвистической относительности

Еще несколько работ предоставляют убедительные доказательства в поддержку лингвистической отно­сительности. Например, Люси, срав­нивая американский английский с языком племе­ни юкатанских майя, живущего на юго-востоке Мексики, выделяет отличительные схемы мышле­ния, связанные с различиями в этих двух языках. Хусэйн показывает, как уни­кальные особенности китайского языка влияют на легкость обработки информации. Гарро, сравнивая американский английский и мек­сиканский испанский, демонстрирует влияние язы­ка на цветовую память. Сайта и Бэйкер в своем исследовании воздействия язы­ка на качество и порядок воспроизводства фигур в виде наглядных изображений, также делают вывод в пользу гипотезы Сепира - Уорфа. Лин и Шваненфлюгел, сравнивая английский в Америке и китайский на Тайване, де­монстрируют связь структуры языка со структурой знания категорий у людей, говорящих на англий­ском и китайском языках. Все вместе эти работы обеспечивают существенную поддержку гипотезе Сепира - Уорфа.

НОВЫЕ ОПРОВЕРЖЕНИЯ ГИПОТЕЗЫ СЕПИРА - УОРФА

Снова об эксперименте Блума

Несмотря на убедительные доказательства в пользу гипотезы Сепира - Уорфа, обзор которых мы только что привели, некоторые работы все еще приводят к результатам, не подтверждающим тео­рию лингвистической относительности. Ау, например, оспаривает интерпретацию Блумом его данных. Ау сообщает о ре­зультатах пяти экспериментов, поставленных с целью повторить эксперимент Блума, используя китайские и английские версии тех же историй, что использовал Блум. Ау прихо­дит к заключению, что склонность к гипотетиче­ским толкованиям, вероятно, не связана с исполь­зованием сослагательного наклонения в языке. Лиу также не удалось повторить эксперимент Блума.

Такано выносит на обсуждение как концептуальные, так и методологические про­блемы, связанные с экспериментами Блума, утвер­ждая, что положительные результаты, полученные Блумом, могут быть продуктом методологических упущений. Для исследования природы этих упу­щений Такано провел три эксперимента и пришел к выводу, что причиной различий, о которых до­кладывал Блум, могла быть разница в уровне ма­тематической подготовки, а не лингвистические различия. Имеются также и другие исследования, прове­денные через несколько десятилетий после выдви­жения гипотезы, оспаривающие ее достоверность. Хотя мое знакомство с этой литературой показывает, что такие работы по количеству и ка­честву сильно уступают тем исследованиям, чьи результаты подтверждают гипотезу Сепира - Уор­фа, тем не менее они поднимают важные и инте­ресные вопросы, касающиеся лингвистической относительности и применимости этой теории в различных культурах. Так что спор вокруг гипоте­зы Сепира - Уорфа в научной литературе продол­жается, и, несомненно, не последнюю роль здесь играет важность ее возможных следствий и ответ­влений. В отсутствие твердых доказательств, под­тверждающих или опровергающих эту гипотезу, некоторые ученые в последнее время выдвинули несколько альтернативных моделей взаимосвязи между языком и мышлением.

ГИПОТЕЗА СЕПИРА - УОРФА: ПОДВЕДЕМ ИТОГИ

Классификация Фишмана

Возможно, наилучший способ извлечь смысл из этой области исследований - это обратиться к ана­лизу базовой гипотезы Сепира - Уорфа, опублико­ванному уже достаточно давно. Многие научные работы, посвященные проверке гипотезы Сепира - Уорфа, выглядят так, как будто это не одна и та же гипотеза, - на самом деле в них рассматривается несколько различных гипотез Сепира - Уорфа.

В 1960 году Джошуа Фишман опубликовал всеобъемлющую классификацию наиболее важных способов обсуждения данной гипотезы. В его описании эти различные подходы упорядочены по возрастанию сложности. Уровень сложности, к которому мо­жет быть отнесена конкретная версия гипотезы, определяют два фактора. Первый фактор - ка­кой именно аспект языка находится в поле инте­реса исследователей, например лексика или грам­матика. Второй фактор - какие виды когнитив­ной деятельности носителей языка изучаются, например, темы, связанные с культурой или нелингвистические вопросы, такие как выполне­ние задачи на принятие решений. Из четырех уровней самый простой - уровень 1, самый слож­ный - уровень 4. Уровни 3 и 4 в действительнос­ти ближе всего к оригинальным идеям Сепира и Уорфа, которые касались грамматики и синтак­сиса языка, а не его лексики.

Уровни проверки гипотезы

Рассматривая литературу, посвященную гипотезе Сепира - Уорфа, крайне важно все время обращать внимание на то, на каком именно уровне проверя­ется гипотеза. Эксперимент по изучению класси­фикации объектов людьми, говорящими на языке навахо и на английском, - одно из немногих исследований гипотезы Сепира - Уорфа, проведенных на уровнях 3 и 4 схемы Фишмана.

В противоположность ему значительная доля исследований сравнивает лексические различия в языке либо с лингвистическим (уровень 1 Фишмана), либо с нелингвистическим поведением (уровень 2 Фишмана). Большинство из этих работ попадают на уровень 2, сравнивая лексику языков и нелингвистическое поведение. Когда такие срав­нения показывают различия в поведении, делает­ся вывод, что причиной этих различий является язык. Например, если мы опишем в категориях Фишмана эксперимент, касающийся памяти на цвета, характеристика языка будет здесь относиться к лексическим/се­мантическим (кодирование цветов), а память сле­дует отнести к нелингвистическим видам когни­тивной деятельности.

Области изучения

Если смотреть с точки зрения классификации Фишмана, наиболее изученной оказывается об­ласть лексических различий между языками, ко­торая дает только частичную и самую слабую под­держку гипотезе лингвистической относительности. Такие результаты имеют смысл, поскольку лексика, по-видимому, лишь минимально связана с мыслительными процессами, что может отвечать за некоторую долю скептицизма по отношению к гипотезе Сепира - Уорфа. Однако менее изученная область синтаксических и грамматических разли­чий между языками предоставляет нам убедитель­ные доказательства, подтверждающие мнение, что язык влияет на способы познания мира.

Возможно, даже более сильные доказательства будут найдены в будущем при исследовании того, как прагматика различных языков влияет на про­цессы мышления их носителей. Возьмем, напри­мер, яванский диалект. Этот индонезийский язык имеет разработанную систему обращений к другим людям, в зависимости от их социального статуса, возраста и пола, во многом похожую на систему указаний на себя и других в японском языке, опи­санную выше. Влияет ли общение на этом языке на яванцев в том смысле, что они становятся бо­лее аккуратными в своих размышлениях, касаю­щихся различий в социальном положении и ста­тусе, по сравнению с людьми, говорящими на анг­лийском? Хант и Агноли утверждают, что именно такой «уорфианский» процесс может воздействовать на людей, говоря­щих на яванском и английском языках.

ЯЗЫК И ПОВЕДЕНИЕ: СПЕЦИФИЧЕСКИЙ СЛУЧАЙ ДВУЯЗЫЧИЯ
ДВУЯЗЫЧИЕ И ЕГО СЛЕДСТВИЯ В СВЕТЕ ГИПОТЕЗЫ СЕПИРА - УОРФА

До этого момента мы предполагали, что каждый человек говорит только на одном языке; фактиче­ски, большинство исследований, посвященных языку и культуре, если не все они, ограничива­ются сравнением моноязычных групп населения. А что можно сказать о людях, которые свободно владеют более чем одним языком? Какие выводы могут быть сделаны из гипотезы Сепира - Уорфа для двуязычных или многоязычных групп?

Одно из возможных следствий - это то, что мысли, чувства и поведение двуязычных индиви­дов будут зависеть от того, какой язык они исполь­зуют. Например, американцы мексиканского про­исхождения или иммигранты из Мексики, владеющие английским и испанским языками, могут думать определенным образом, когда они говорят на американском английском, и по-другому - ког­да говорят на испанском. Действительно, многие люди, владеющие двумя языками, сообщают, что думают, чувствуют и действуют по-разному, в за­висимости от того, каким языком они в данный момент пользуются. Такое забавное свидетельство должно, конечно же, говорить в пользу лингви­стической относительности.

Многие люди, владеющие двумя языками, со­общают, что думают, чувствуют и действуют по-разному, в зависимости от того, каким язы­ком они в данный момент пользуются. Свиде­тельствует ли это в пользу лингвистической относительности?

Или не должно? На самом деле такой феномен может и не быть строго «уорфианским», посколь­ку он не обязательно подразумевает существова­ние какого-либо различия в характеристиках двух языков (таких, как лексические или грамматиче­ские системы), которое бы вызывало связанные с языком различия в поведении. Это может проис­ходить просто потому, что когда мы учим язык, то делаем это в контексте культуры. Когда люди учат­ся говорить на двух языках, это часто происходит в контексте двух различных культур. Может быть, каждый язык просто открывает доступ к одному из двух различных массивов культурных ценно­стей. Таким образом, двуязычные индивиды могут думать по-разному, используя разные языки, но языки сами по себе могут и не отвечать за эти раз­личия в мышлении.

«Сильная» и «слабая» версии гипотезы Сепира - Уорфа

Здесь может быть полезно провести дальнейшее раз­граничение между «сильной» и «слабой» версиями гипотезы Сепира - Уорфа. В данном случае сильная версия будет включать утверждение, что различия в языке вызывают различия в мышлении. Слабая вер­сия будет предполагать, что различия в мышлении просто связаны с языком, а не обязательно вызыва­ются им. Фактически, причина может быть найдена среди переменных, выполняющих некую посредни­ческую функцию, таких как культура или культур­ные ценности, связанных и с языком, и с различия­ми в мышлении, чувствах и действиях.

Оставив в стороне вопрос о том, является ли именно язык причиной различий в мышлении, чув­ствах и действиях людей, изучение феномена двуязычия можно назвать прекрасным дополнением к исследованиям, описанным ранее с точки зрения оценки достоверности хотя бы слабой версии ги­потезы Сепира - Уорфа. По идее, установление раз­личий в мышлении и поведении двуязычных ин­дивидов, зависимых от языка, используемого в момент тестирования, несомненно, служило бы поддержкой по крайней мере слабой версии гипо­тезы Сепира - Уорфа, даже если при этом и нельзя было бы доказать, что именно использование раз­личных языков порождает различия в мышлении. Хотя обнаруженная корреляция еще не может слу­жить основанием для каких-либо догадок о при­чинности, она и не отметает их вовсе. Вероятность, что язык может вызывать различия в мышлении и поведении, прямо или косвенно (через общие для культуры ценности), конечно, существует.

Преимущества и проблемы исследований с участием двуязычных людей

Наряду с потенциальной полезностью для нашего концептуального понимания лингвистической от­носительности, исследования с участием людей, владеющих двумя языками, имеют также суще­ственные методологические преимущества. Когда воздействие языка на поведение, эмоции и когни­тивные способности проверяется на таких людях, отсекается возможность того, что индивидуальные различия между отдельными участниками экспе­римента вмешаются в его результаты, так как в этом случае одни и те же люди работают в услови­ях использования разных языков. Когда сравни­ваются между собой группы моноязычных участ­ников, например жителей Тайваня, говорящих на китайском, и американцев, говорящих на англий­ском, такие группы различаются не только по язы­ку, но также отличаются друг от друга и сами ин­дивиды. Если между этими группами обнаружи­ваются различия, мы не можем быть уверены, что их следует отнести на счет языка (в чем и состоит суть аргументов Сепира-Уорфа), а не на счет ин­дивидуальных различий между людьми. Когда в качестве участников исследований выступают люди, говорящие на двух языках, вмешательство индивидуальных различий исключается.

Один из критических вопросов, возникающих при проведении исследований с участием людей, говорящих на двух языках, - это установление, до какой степени люди равно владеют этими языка­ми. Для многих таких людей один из языков - это их первый, родной язык, тогда как другой они вы­учили впоследствии в течение своей жизни. И мно­гие из таких людей на одном своем языке говорят лучше или свободнее, чем на другом. Такое несо­ответствие может стать препятствием для прове­дения на примере двуязычных людей каких-либо сравнений, из которых можно было бы сделать зна­чимые выводы, так как обнаруженные различия между языками могут в действительности отра­жать разницу в степени владения языком, а не свойство лингвистической относительности. По­этому исследователи, которые собираются исполь­зовать в своих экспериментах двуязычных инди­видов, должны уделять особенное внимание пра­вильному подбору участников и установлению равенства обоих языков по степени, в какой участ­ники ими владеют.

ИССЛЕДОВАНИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ

Можем ли мы сделать вывод, что люди, говорящие на двух языках, посредством этих двух своих язы­ков имеют доступ к двум различным культурным моделям мышления? Если так, означает ли это су­ществование двух разных личностей внутри одно­го человека, каждая из которых связана с одним из двух его или ее языков?

Использование Тематического теста апперцепции

Эрвин сравнивает реакции двуязыч­ных индивидов, владеющих французским и англий­ским, на картинки из Тематического теста апперцеп­ции - стандартного те­ста, используемого во многих кросс-культурных исследованиях. Участники эксперимента рассказы­вали по картинкам свои истории, один раз на анг­лийском, другой - на французском.

Эрвин сообщает, что на французском языке участники выражали больше агрессии, автономии и замкнутости, чем на английском, и что женщи­ны, пользуясь английским, демонстрировали бо­лее высокую потребность в достижениях, чем тог­да, когда говорили на французском. Эрвин припи­сывает эти различия тому, что во французской культуре более важна словесная демонстрация сво­ей доблести и сильнее различаются роли мужчин и женщин.

Объяснения связанных с языком личностных сдвигов

Какое значение может иметь вопрос связи двуязы­чия и черт личности для иммигрантов, прибывших в США из других стран? Возьмем в качестве при­мера иммигрантку, владеющую китайским и анг­лийским языками, выросшую в моноязычной ки­тайской среде и выучившую английский язык ес­тественным путем только после того, как семья переехала из Китая в Соединенные Штаты, когда ей было 8 лет. Сейчас ей 20 лет, она студентка кол­леджа, живет с родителями. Дома она пользуется только китайским языком, а в колледже и с боль­шинством своих ровесников - английским. Мы можем предположить, что дома, разговаривая на китайском языке, она скорее будет вести себя в соответствии с китайскими культурными норма­ми. Однако когда она говорит на английском, ее поведение, возможно, будет ближе к европейско-американским нормам. С «уорфианской» точки зрения, такие связанные с языком различия в по­ведении можно было бы объяснить разными сис­темами прагматики китайского и английского язы­ков (равно как и другими лингвистическими раз­личиями). Однако существует по крайней мере два других объяснения механизмов, лежащих в осно­ве подобных личностных сдвигов, связанных с языком. Эти объяснения известны как гипотеза присоединения к культуре и гипотеза присоедине­ния к меньшинству.

Гипотезы присоединения

Гипотеза присоединения к культуре состоит в том, что двуязычные иммигранты склонны принимать, как свои, ценности и убеждения культуры, связан­ной с тем языком, на котором они в данный момент общаются. Когда они переключаются на другой язык, они вместе с тем переключаются также и на другие культурные ценности. Гипотеза присоеди­нения к меньшинству, напротив, утверждает, что двуязычные иммигранты склонны идентифициро­вать себя как членов этнического меньшинства и принимать поведенческие стереотипы культуры большинства, касающиеся их группы, как свои соб­ственные характеристики, в то время, когда они общаются на языке своей группы. До тех пор пока эти стереотипы соответствуют действительности, гипотеза присоединения к меньшинству приводит к тем же предсказаниям, что и гипотеза присоеди­нения к культуре; т. е. можно сказать, что, разгова­ривая на своем первом языке, люди будут в боль­шей степени вести себя так, как принято в культуре их предков, и это также будет соответствовать сте­реотипам культуры большинства относительно их культуры. Языковой контекст в таком случае слу­жил бы предсказателем изменений в поведении, так же как и в свойствах личности.

Изучение иммигрантов: эксперименты Хала и Динджиса

Хал и Динджис и Хал сообщают о результатах экспериментов, в которых это предположение было проверено. Если какие-нибудь подобные различия могут быть об­наружены, рассуждали ученые, они должны быть наиболее очевидны в среде двуязычных иммигран­тов. Считается, что такие люди привязаны одно­временно к двум четко разделенным культурным пластам, доступным им через язык, в среде кото­рого эти культурные знания были усвоены или с которым они связаны.

В ходе экспериментов двуязычные иммигран­ты (китайский/английский и корейский/англий­ский языки) заполняли Калифорнийский психо­логический опросник, широко применяемый личностный тест. Этот тест особенно хорош для эксперимен­тов такого типа, потому что он переведен на мно­гие языки и многие годы используется в кросс-культурных исследованиях. Иммигранты выпол­няли тест СР1 дважды, один раз на своем родном языке, другой раз на английском. Центральный вопрос исследования стоял так: проявится ли двой­ственность личности или личностных характери­стик в виде разницы в показаниях СР1, вычислен­ных по ответам на разных языках внутри одной группы. Ответ получился четкий и явственный: да. Иными словами, двуязычные индивиды демон­стрировали различные свойства личности, в зави­симости от того, отвечали они на своем первом язы­ке (китайском или корейском) или на английском. Во втором подобном исследовании Хал подтверждает свои прежние откры­тия, используя другое средство измерения лично­стных характеристик.

Эксперимент Мацумото и Ассара

Есть также несколько свидетельств того, что вос­приятие нами других людей зависит от языка, на котором мы говорим, когда выносим свои сужде­ния. Мацумото и Ассар предлагали двуязычным наблюдателям из Индии (хинди и английский) просмотреть набор изобра­жений 40 различных выражений лица. Наблюда­телей просили ответить, какую эмоцию выражает лицо и насколько сильна эта эмоция. Люди выно­сили свои суждения дважды, с промежутком в не­делю, сначала на английском, а затем на хинди.

Результаты показали, что определение выра­женной эмоции было более точным, когда сужде­ния выносились на английском. Однако когда оценка делалась на хинди, эмоции воспринимались как более сильные. Одни и те же люди, видевшие одни и те же выражения лиц, по-разному судили об этих выражениях в зависимости от языка, ко­торый они в это время использовали.

ЗАБЛУЖДЕНИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО ДВУЯЗЫЧНЫХ ЛЮДЕЙ

Исследования, описанные выше, показывают, на­сколько тесно переплетаются язык и культура. Они также демонстрируют, какое значение имеет язык в нашем повседневном опыте. Кроме того, их на­ходки помогают развеять заблуждение о том, что существование двух личностей внутри одного че­ловека означает, что этот человек страдает психи­ческим расстройством. Такое положение является естественной и здоровой частью двуязычного / двухкультурного опыта.

Трудности обработки иностранного языка

Однако другие заблуждения еще продолжают су­ществовать. Например, негативные впечатления и стереотипы, касающиеся людей, говорящих на двух языках, в особенности их интеллектуальных способностей, могут возникать оттого, что когда с такими людьми говорят на их втором языке, они могут дольше задумываться над ответом и как буд­то испытывают когнитивные затруднения при об­работке информации. Такие затруднения, изве­стные как трудности обработки иностранного языка появляются из-за недостаточно хорошего или недостаточно свободного владения языком и из-за неопределенности или неоднозначности смысла, вложенного в сообщения, когда они при­нимаются на иностранном языке. Фактически, та­кие затруднения - это нормальная составляющая изучения языка, и совсем не обязательно исполь­зовать их как основу для негативных заключений об интеллекте или других характеристиках лично­сти человека, говорящего, быть может, на своем втором (или третьем) языке.

Эффект иностранного языка

Двуязычные индивиды могут также испытывать затруднения и в нелингвистических задачах на размышление, такие затруднения известны как эффект иностранного языка. Этот термин относится к временному сни­жению мыслительных способностей людей, когда они используют иностранный язык, которым владеют хуже/чем своим родным. Эффект иност­ранного языка, наблюдаемый в нелингвистических задачах, - побочный продукт трудностей обработ­ки иностранного языка, заметных в лингвистичес­ких задачах.

Такано и Нода проде­монстрировали существование этого эффекта в двух экспериментах с участием людей, говорящих на японском и английском. В первом эксперимен­те двуязычные японцы (японский/английский) и американцы (английский/японский) выполняли задачу на вычисление и задание, где нужно было ответить на вопросы либо на своем первом (род­ном) языке, либо на втором (иностранном). Ре­зультаты в обеих группах оказались ниже, когда задание, состоящее из вопросов и ответов, было на иностранном языке. Во втором эксперименте были использованы те же, в своей основе, методы в со­четании с другой задачей на размышление (невер­бальные пространственные умозаключения) и дру­гой лингвистической задачей (проверка предложе­ний) и получены такие же результаты.

Разница в проявлении эффекта иностранного языка

Такано и Нода сообщают также о двух дополнительных экспериментах, по­казавших, что эффект иностранного языка прояв­ляется сильнее, когда расхождение между родным и иностранным языком больше, и слабее, когда расхождение меньше. В первом эксперименте при­менялась та же методика, что и в эксперименте Такано и Нода 1993 года, и участниками были люди, родными языками которых являлись немец­кий и японский, а общим иностранным языком - английский.

Обнаружилось, что эффект иностранного язы­ка сильнее проявлялся у японцев. Ученые объяс­нили эти результаты более существенными разли­чиями между японским и английским языками, чем между немецким и английским. Второй экс­перимент подтвердил результаты первого, на этот раз на примере людей, родным языком для кото­рых был корейский или английский, а общим ино­странным языком - японский.

Резюме

Все вместе, эти эксперименты показывают, что помехи при выполнении как лингвистических за­даний (трудности обработки иностранного языка), так и нелингвистических задач (эффект иностран­ного языка) - нормальное и предсказуемое явле­ние в случае людей, говорящих на двух языках. Механизм возникновения этих помех тот же, что любых других, имеющих место, когда одному че­ловеку даются в одно и то же время две когнитив­ные задачи. Их нужно рассматривать как нормаль­ные когнитивные помехи, и не следует брать за основу для формирования негативных впечатле­ний или стереотипов в отношении двуязычных ин­дивидов. Как мы уже говорили выше (см. главу 4), люди могут легко попасться в эту ловушку, допус­кая, чтобы их восприятием руководили этноцент­рические убеждения, и в некоторых случаях бес­сознательное желание подтвердить изначально существующие стереотипы. Но, как ясно показы­вают исследования, такое восприятие не имеет, практически, никакой фактической основы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Язык - это основное средство, с помощью которо­го мы общаемся с другими людьми и сохраняем информацию. Язык - это также основное средство, с помощью которого одно поколение передает культурное наследие другому. В действительности без языка культура, такая, какой мы ее знаем, про­сто не существовала бы. Поэтому не должно вы­зывать никакого удивления то, что язык представ­ляет особенно интересный предмет для ученых, занимающихся кросс-культурными исследовани­ями.

Языки очень сильно различаются между собой, и эти языковые различия связаны с важными раз­личиями в обычаях и общепринятых манерах по­ведения в тех культурах, где эти языки развивают­ся. Как мы видели, культура тесно связана и с лек­сикой, и с прагматикой языка. И, несмотря на некоторый скептицизм, остающийся в отношении силы гипотезы Сепира - Уорфа, внимательное изу­чение кросс-культурных научных исследований, посвященных ее проверке, дает подтверждение, по крайней мере, части ее версий.

Язык также может играть важную роль как предсказатель поведения и характера личности людей, говорящих на многих языках. И, наконец, хотя процессы, посредством которых мы усваива­ем язык, по-видимому, являются универсальными, разные культуры сильно отличаются друг от дру­га в области существующих отношений и мнений относительно усвоения человеком языка. Пока не ясно, как эти отношения и мнения влияют на само обучение языку.

Усвоение языка - важный аспект языковых исследований, поскольку оно помогает нам понять намного более широкие вопросы, касающиеся че­ловеческого поведения. Выяснив, какие процессы усвоения языка универсальны, а какие специфич­ны для конкретных культур, мы сможем лучше разобраться в том, до какой степени наше поведе­ние является врожденным (биологически предоп­ределенным) или выученным (определенным культурой).

Понять, каким образом усваивается язык, важно также по практическим соображениям. По мере того как мир все больше приближается к тому, что принято называть «глобальной дерев­ней» (т. е. к существенно более сильной взаимо­зависимости народов), знание более чем одного языка становится жизненно важным инструмен­том для взаимного понимания и общения с людь­ми других культур, - не только в других странах, но также и внутри такого плюралистического, мультикультурного общества, как Соединенные Штаты. Как бы ни было важно знание многих языков сейчас, в будущем, вероятно, оно станет еще важнее.

Понимание взаимосвязи между культурой и языком нужно также для того, чтобы понимать и уметь вести общение с людьми других культур. Как мы увидим далее в главе 14, поскольку язык и куль­тура тесно переплетены, межкультурное общение отличается от тех процессов общения, в которых участвуют только люди нашей собственной куль­туры (внутрикультурное общение). Понимание раз­маха и глубины этой взаимосвязи - это переход, позволяющий осоанать и признать такие различия. Исследования, посвященные вопросам трудностей обработки иностранного языка и эффекту ино­странного языка, рассмотренные выше, также спо­собны помочь нам понять людей других культур и участвовать в межкультурных контактах.

ГЛОССАРИЙ

Аппарат усвоения языка - согласно Хомскому, механизм, который отвечает за развитие языка у детей.

Гипотеза присоединения к культуре - гипотеза, которая утвер­ждает, что двуязычные иммигранты склонны при­нимать, как свои, ценности и убеждения культу­ры, связанной с тем языком, на котором они в данный момент общаются. Когда они переключа­ются на другой язык, они вместе с тем переключа­ются также и на другие культурные ценности.

Гипотеза присоединения к меньшинству - гипотеза, ко­торая утверждает, что двуязычные иммигранты склонны идентифицировать себя как членов этни­ческого меньшинства и принимать поведенческие стереотипы культуры большинства, касающиеся их группы, как свои собственные характеристики, в то время, когда они общаются на языке своей группы.

Гипотеза Сепира - Уорфа - предположение о том, что люди, говоря­щие на разных языках, думают по-разному, и что это происходит из-за различий в их языках.

Лексика - слова, составляющие язык, или его словарный запас.

Морфемы - наименьшие и наи­более основные единицы смысла в языке.

Прагматика - система правил, руководящих тем, как язык используется и пони­мается в данном социальном контексте.

Семантика - значения слов.

Синтаксис и грамматика - система правил, руководящих формирова­нием слов и тем, как слова связываются вместе, со­ставляя осмысленные выражения.

Трудности обработки иностранного языка - эффект замедленной обработки информации, возникаю­щий из-за недостаточно хорошего или недостаточ­но свободного владения языком и из-за неопреде­ленности или неоднозначности смысла, вложенно­го в сообщения.

Фонемы - наименьшие и наибо­лее основные единицы звука в языке.

Фонология - система правил, ру­ководящих тем, как слова должны звучать в дан­ном языке (произношение, «акцент»).

Эффект иностранного языка - временное снижение мыслительных спо­собностей при решении нелингвистических задач у людей, когда они используют иностранный язык, которым владеют хуже, чем своим родным.

Источник: http://shulenina.narod.ru/Polit/Macumoto/Psycult/12.html (16/12/2003).

Оформление - Д. Хворостин

Раздел: Студентам, Библиотека | Добавлено 5 декабря 2004 г.