© 2001, Василий Аржанов
Однажды R.Ch., лингвист хоть и американский, но тонкий стилист и притом блестяще говорящий по-русски, правил мой английский текст, должный быть написанным по-британски. В какой-то момент я сказал: "А S.W. в таких случаях ставит запятую". Ответ по интонации соответствовал реплике гусара о драгунах в известном анекдоте: "Но ведь он же австралиец!..". Живут себе англоговорящие люди без строгих законов правописания, подсмеиваются над французами (где орфографической нормализации не чурается сам президент), и - что самое удивительное - пишут грамотно. Не все, конечно.
Вот и у нас не все грамотны. Чтобы ликвидировать досадное недоразумение, ученые решили исправить саму грамоту, организовали комиссию. Есть правило про пол-арбуза, полбанана и пол-лимона. Ученым показалось, что именно тут для школьников важная закавыка. И члены комиссии издали в 1998 году словарь, где написано поларбуза, полбанана и поллимона. Но в других словарях - все по-старому. Школьники растерялись: неужели на выпускном экзамене надо писать пол-лимона, а на вступительном - поллимона? В.Лопатин, заместитель председателя той самой комиссии, в интервью радио "Маяк" (12.09.2000) успокоил: как писали пол-лимона, так и положено. Ныне и присно. Зато скоро все будут писать пол-банана.
Так что же реформаторы, договорились или нет? И если да, то до чего? А если нет, почему вводят читателя в заблуждение, выдавая свой индивидуальный словарь за нормативный. (И Закона о защите прав потребителей не боятся!)
Живя в постсоветской России, я в глубине души во многом остался человеком по-прежнему советским, а значит - лишенным правового сознания: я знаю, что разные сложные вопросы решаются теми, "кому положено". Но все-таки начатков здравого смысла и элементарной логики я не лишен. Разумеется, части разрезанного надвое лимона могут называться по-разному: левая от наблюдателя - поллимона, правая - пол-лимона, у левшей наоборот. Но подобную орфографию либо нельзя считать нормированной, либо она чрезвычайно сложна. А комиссия создавалась для упрощения. Можно, конечно подумать, что сначала решили одним способом, потом другим, оба раза коллегиально.
А что вообще представляет из себя норма и есть ли она в русском правописании?
Я попытался разобраться. Получился текст на две темы.
Вторая, касающаяся собственно орфографических правил, оказалась в написании более интересной, а потому более длинной и пока недописанной. Хотя я успел убедиться, что составители правил, вообще говоря, не вполне понимали, что есть правило, и не всегда догадывались, каков будет результат, если применять именно сформулированное правило. Кроме того, выяснилось, что с самого начала мало кто собирался исполнять требования декретов 1917/18 годов, а после 1956 - придерживаться буквы (а иногда и духа) утвержденных Правил.
Первая (предлагаемая заинтересованным читателям ниже) посвящена обсуждению того, что есть орфографическая норма и в каком смысле русскую орфографию в XX веке можно считать нормированной.
Внешний взгляд на нормированность отечественной орфографии
Начинать приходится издалека. А именно - с выяснения того, что есть норма. МАС трактует первое значение этого слова 1 следующим образом (за знаком || помещаются "оттенки значения"):
"Узаконенное установление. Правовые нормы. || Обычный, общепринятый, обязательный порядок, состояние чего-л. Нормы поведения. Нормы литературного языка. || Образец, правило. Он совершил единственную поездку ‹...› и эту поездку взял за норму всех вообще путешествий. И. Гончаров".
Я бы разделил обязательное и общепринятое на два полноправных значения: норма1 - то, как узаконено, то есть по-настоящему обязательно (правовая норма), и норма2 - то, как сложилось, как обычно бывает (гончаровский пример явно отсюда, но мне больше нравится норма осадков).
Что касается иллюстраций "среднего" МАСовского подзначения, то они оказываются амбивалентными. Нормы поведения чрезвычайно гибки. Зная дикость европейцев, узбеки не всегда решаются класть плов почетному гостю в рот собственной рукой, хотя радушному хозяину поступать так положено; в западных культурах вроде бы положено уступать место даме, но можно схлопотать от нее по лицу, буде она окажется феминисткой, - это иллюстрации того, что отступления от положенного возможны и даже желательны. Такое происходит, если этикетные нормы неузаконены. В некоторых случаях этикетное поведение расписано до мельчайших деталей, которые незнакомому с ними могут показаться иррациональными и малосущественными; при этом они обязательны к исполнению. Скажем, "ясно", что монарх главнее премьер-министра, а тот - любого из министров, но для большинства моих читателей малоуспешной может оказаться попытка ранжировать такие категории лиц, принимаемых при британском дворе, как: виконты Шотландии, виконты Великобритании, епископ Даремский, епископ Винчестерский, бароны Англии, бароны Шотландии, старшие сыновья баронов, кавалеры ордена Подвязки, министр финансов, младшие сыновья виконтов, сыновья пожизненных баронов, кавалеры рыцарского ордена Чертополоха, попечители заведений для душевнобольных, камер-юнкеры, старшие сыновья баронетов... Между тем порядок, в котором их располагает традиция, вполне точен и обязателен. 2 В государствах с республиканским строем "общепринятые" нормы официального этикета могут соблюдаться лишь в общих чертах, так в США "не существует официально установленного протокольного порядка расположения или порядка старшинства" [Вуд, Серре, 1976:379] и этикетные вопросы типа рассадки на официальном приеме каждый раз решаются специально. В других странах детали нормативного поведения узаконены, например, во Франции в публичных церемониях на уровне департамента Ректор и представители Совета университета выше по старшинству, чем Мэр и Муниципальный совет, а депутация от Ассоциаций взаимопомощи располагается после биржевых агентов, но до делегации пожарных [Там же, с. 386]. Почему? По президентскому декрету от 16 июня 1907 г.
А что с языковой нормой? "Большая советская энциклопедия" (или, как она сама себя именует, "Большая Советская Энциклопедия") пишет о ней следующее: "орфографическая и грамматическая нормы литературного языка обычно отличаются значительной устойчивостью, а лексика допускает большую свободу употребления. ‹...› Литературная норма фиксируется в нормативных грамматиках и словарях" [БСЭ, т. 18, с. 125]. Предикат фиксируется ни к чему не обязывает: то, что фиксируется в Конституции, вроде бы, незыблемо (вроде бы - поскольку подход к святости Конституции в США и СССР/России заметно различается), а в климатологических справочниках бесстрастно фиксируется разное: и среднесуточная норма осадков, и абсолютный максимум за весь период наблюдения, что нисколько не мешает осадкам иной раз перекрывать и то, и другое вместе взятое. В общем, сказано довольно обтекаемо - то ли языковая норма узаконена, то ли общепринята, то ли представляет собой некое состояние языка. Так и есть: для бесписьменных языков нормы столь же "обязательны к исполнению", как и норма осадков, для литературных бывает по-разному. Норма английского языка достаточно гибка и, в известном смысле, похожа на единый этикет англоговорящих стран, во французском же нормирование словоупотребления и орфографии курируют высшие государственные власти.
Не будем касаться всех языков сразу, ограничимся русским.
В отношении орфографии имеется твердое мнение, что она кем-то когда-то была нормирована и является, пользуясь выражением МАСа, "узаконенным установлением". В таком случае полезно знать, что думают законники про нормы такого типа. В юриспруденции существует понятие норма права, толкующееся как "установленное государством общеобязательное правило общественного поведения" [БСЭ, т. 18, с. 124]. Орфографические нормы явно относятся к общественному поведению, физические лица в частной жизни соблюдать их не обязаны.
Как возникает норма права и в чем ее суть? Получаем там же следующее разъяснение: "Н. п. принимаются управомоченными гос. органами. ‹...› Н. п. состоит из 3 частей: гипотеза, где излагаются условия, при которых следует руководствоваться данной Н. п.; диспозиция, где указаны права и обязанности участников отношений, возникающих при обстоятельствах, предусмотренных в гипотезе; санкция, где определены последствия, к-рые должны наступить для лиц, нарушивших предписания данной нормы. ‹...› [Нормы права подразделяются на] т. н. императивные, т. е. содержащие предписания, обязательные для участников правоотношений, и диспозитивные, предоставляющие им возможность определить свои права и обязанности в пределах, установленных законом" [БСЭ, т. 18, с. 124]. В своей большей части орфографические нормы императивны, но, вероятно, есть и диспозитивные.
Чего мы хотим от текстов, фиксирующих литературную норму?
По отношению к грамматическому описанию и толковому словарю - и гипотеза (в юридическом смысле), и санкции выглядели бы нелепостью, по крайней мере в русской традиции. А что касается правил правописания и орфографических словарей (которые в комплексе вроде бы образуют то, что юрист назвал бы диспозицией орфографической нормы), гипотеза необходима (и, как увидим дальше, в истории отечественной орфографии она иногда формулировалась). Педант потребовал бы также недвусмысленного формулирования санкций, но они, вроде бы, самоочевидны: при написании Леф Талстой первокласснику надо давать разъяснения и наставления, абитуриенту ставить двойку, а наборщика (корректора и т. п.) следует, по крайней мере, лишать премии (если в оригинале было не так и произошло злонамеренное искажение авторского текста) или немедленно увольнять (если такое "правописание" получилось "случайно"). При последним варианте не исключено возникновение трудовых споров, так что к мнению педанта, может, и стоит прислушаться.
Большинство тех, кто связан с проверкой письменных работ, издательской практикой и т. п. считают, что "орфографическая гипотеза" подразумевается самим наличием орфографических словарей. Но это, конечно, не верно; если "орфографическая гипотеза" не сформулирована, ее приходится вычислять по косвенным данным, а логический результат такого вычисления оказывается неожиданным донельзя.
Пытаясь вычитать "орфографическую гипотезу" между строк, отечественный непрофессионал (то есть не юрист) легко может впасть в ошибку, поскольку опираться приходится на так называемое правовое сознание, а оно у нас в отечестве, как известно, неразвито. Правовое сознание основывается на знании правовых положений, законов и подзаконных актов, но не сводится к такому знанию, - это понимание сути правовых отношений, умение соотносить нормы права с действительностью, понимать пределы их действий, правомочность принявших их инстанций и так далее, а самое главное, правовое сознание покоится на логике и на том, что часто называется функциональной грамотностью - на способности понимать содержание текста, видеть все его допустимые прочтения и не усматривать в тексте того, чего он на самом деле не содержит. Незнание какого-то законодательного положения означает всего лишь неполноту правового знания, а вовсе не дефект правового сознания. Напротив, без правового сознания правовые знания подменяются правовой убежденностью, за которой могут скрываться как подлинные знания, так и заблуждения. Сама по себе правовая убежденность не может оцениваться по шкалам типа хорошо-плохо, правильно-неправильно. Вредна она лишь тогда, когда вступает в противоречие с буквой действующего официально закрепленного установления, пусть и малоизвестного. Незнание, как говорится, не освобождает... Во многих других случаях, в частности, всегда, когда некоторый аспект жизнедеятельности не нормирован надлежащим образом, правовая убежденность может оказаться чрезвычайно полезной, но лишь в том случае, если она совпадает с солидарным мнением членов общества. Именно на этом держится то, что мусульмане называют адатом, а юристы - обычным (то есть основанным на обычае) правом. Если тот же термин применить к орфографии, английскую можно назвать обычной, а французскую, где многие положения получали официальное законодательное закрепление, - не обычной.
Прежде чем рассматривать в этих терминах русскую орфографию, стоит выяснить, какие задачи призвана решать унификация орфографии, сложись она "по обычаю" или же иным путем.
В принципе всякий человек порождает письменный текст в соответствии с его собственным понятием интуитивной правильности. Это естественная орфография, такие орфографии многообразны; многообразие чревато неверными интерпретациями.
Ряд естественных орфографий в конце письма требует этикетной формулы Досвиданье, которая не допускает разночтений и может породить лишь незначительное замедление восприятия у тех, чьи интуитивные представления об орфографической правильности отличны от таковых пишущего. А фразы типа С кожи дяди Пети.., по-видимому, несколько затрудняют восприятие текста, особенно если известно, что литературный предлог из в родном диалекте писавшего заменяется на с (означает "скажи дяде Пете"; реальная фраза из частного письма).
Чтобы не уходить далеко от главной цели своего текста, процитирую недавно слышанную мною в издательстве фразу: "Мало ли какие есть правила, а вот наш главный сказал, что в наших книгах так никогда писаться не будет" (речь шла о прописной букве во Второй мировой войне), и напомню известное хотя бы части читателей обстоятельство, что в одном учреждении до недавнего времени заявления на имя руководителя принимались лишь будучи оформлены по строгим правилам, в частности, в правом углу после имярек начальника (в дательном) следовало писать Иванова Ивана Ивановича (без предлога от и точки в конце), а далее по центру заявление. (непременно с точкой); Заявления с прописной или от Иванова подлежали переписыванию по образцу. Сам начальник, кажется, об этих канцелярских изысках не подозревал.
В обоих случаях налицо правовая убежденность, но правосознание искажено. Если орфографическое Правило есть, то оно, вроде бы, действует для всех издательств. Пока начальник не издал распоряжения типа "Форма подачи заявлений на мое имя определяется Клерком", действуют общие правила, а именно - заявления пишутся в свободной форме; сам клерк не должен в своих суждениях выходить за пределы соответствующей должностной инструкции, хотя бы и виртуальной. Иногда клерк в таких случаях выдвигает аргумент: "А в учебнике делопроизводства написано..."; действительным этот довод можно признать лишь при наличии двух обстоятельств. Во-первых, на таком учебнике должен быть гриф типа Обязателен к использованию в... (или же должно быть законным образом оформленное распоряжение соответствующего руководителя); тот, кто ставит гриф или отдает распоряжение, должен действовать в пределах своей компетенции и, в частности, не может этим противоречить указаниям вышестоящих инстанций. Во-вторых, в тексте учебника соответствующие правила должны действительно содержаться, а не подразумеваться; нельзя "вычислять" правила из текстов, следующих за словами например. То есть читать между строк, конечно, не запрещено, но каждый волен вычитывать то, что ему нравится.
Примечания:
1 Второе значение - 'установленная мера, размер чего-л.' (из примеров: норма выработки, норма питания) - к нашим проблемам отношения не имеет.
2 Перечислены в порядке убывания старшинства и занимают в протоколе места с 45 по 115 (с пропусками многих категорий) [Вуд Дж., Серре Ж. Дипломатический церемониал и протокол. М., "Прогресс", 1976, сс. 381-382].
Источник: Русский журнал.
Раздел(ы): Студентам, Библиотека | Добавлено 12 октября 2005 г.