© 2005, Т. Грачёва, Д. Хворостин.
Переписка касается черновика моей статьи "Логика наименования" и приводится с купюрами. Адрес для желающих присоединиться к обсуждению - konf-csu@narod.ru.
Здравствуйте.
<..>
Статья у вас замечательная. У Хармса есть стихотворение в тему:
Это есть Это.
То есть то.
Это не То.
Это не есть не это.
Остальное либо это либо не это…
Это быть то.
Тут быть там.
Это, то, тут, там, быть, Я, Мы, Бог.
…
Пока читала, возникали разные мысли. Попробую их изложить.
1. Мысль лингвистическом "квадрате" очень интересная. Но над ней, правда, надо ещё думать. В частности, примерно над такими вещами и словами как "противопоставление денонату". Мне кажется, что не всегда это противопоставление присутствует. Например, лексема "фигня", мне кажется, не подразумевает, что все остальное "не фигня", "что-то противоположное фигне". Какое значение имеет сочетание "всякая фигня"? Какое значение ограничивается этой фразой, что отметается? Или фраза "Вот это важно" не обязательно будет значить, что все остальное не важно. Ещё один пример: сочетание "один из" ведь не ограничивает, не опровергает что-то, но, напротив, подразумевает что таких подобных "одних из" есть некоторое множество.
2. Фраза = Предложение = минимальная коммуникативная единица = высказывание, содержащее завершенную мысль = клаузула?
"Фразоцентризм", мне все-таки кажется, не совсем некорректное понятие, потому что чаще всего понимается как мысль, выраженная в некотором сочетании лексем. Может быть лучше поставить в центр предложение как минимальную коммуникативную единицу, раз уж об этом говорил Бахтин? Или может быть лучше так и определять сразу "клаузулу" как "минимальную коммуникативную единицу" без фразоцентричности?
3. По поводу "зеленой травы", белого снега и т.д. Тут я с вами не соглашусь. Это сочетание может говорить не только о том, что носителю русского языка известны и другие цвета травы. По-моему, оно совсем не об этом говорит. Трава в нашем сознании по умолчанию "зеленая". У меня такое подозрение, что самой популярной реакцией на "траву" будет "зеленая", а лексема "зеленый" чаще всего будет ассоциироваться с травой (надо проверить в ассоциативном словаре). Тут не в разграничении цвета травы, мне кажется, дело. Дело, наверное, во-первых, в избыточности языка. Во-вторых, человек может сказать "зеленая трава", например, если ему это надо отметить, если он восхищен. При этом более важной лексемой здесь, по-моему, будет прилагательное, определение цвета: "Такая трава, прям зелё-оная!" (необычно яркий оттенок зеленого цвета). И при этом не будет подразумеваться, что она вообще-то бывает других цветов, а сейчас зеленая. Об этом также говорит появление таких слов для обобщенного названия травы как "зелень", в котором цвет приобретает решающее значение. Просто лексема "трава", без определяющего слова, может восприниматься ещё и как "сорная трава". Таким образом, прилагательное в сознании человека не всегда второстепенно по отношению к существительному. По-моему, так. И ещё, по поводу опять же травы. Если следовать логике "противопоставления" номена тому, что им не названо, то получается, что сочетание "травка зеленеет" неправильное. Типа: "она была незеленая, а сейчас становится зеленой: все зеленее и зеленее". В то время, как она уже вылезает, будучи зеленой. Но ведь в русском языке это довольно устойчивое сочетание, и смысловая нагрузка у него иная: "зеленая травка появляется, а раньше её не было". Другими словами, человек отмечает, что появляется зелень, хотя, кажется, говорит, главным образом, о траве. Вот ведь какая штука. Короче, принцип мне кажется спорным.
4. По поводу Белого снега, черного вечера Блока. Смысловая нагрузка определения в данном отрывке понятна. Но есть достаточно большое количество текстов, где за этими словами нет такого философского подтекста. Самое первое, что приходит в голову: "Белый снег, серый лед, на растрескавшейся земле./ Одеялом лоскутным на ней город в дорожной петле…" или всякие там "Белым снегом, белым снегом … (че-то там, кто-то, всю дорожку) замела-а…" (народная песня, слова не помню точно). Ну, короче, любят это сочетание люди. Что они имеют ввиду тут? Все, вроде бы знают, что снег - итак белый.
Тут может быть дело, как в случае с травой, прежде всего указание на цвет в бытовой речи. (Кстати, снег сейчас чаще всего серый. Я ловила себя на фразе "Ой, такой снег белый!" А ещё, знаете, да, что у северных народов до сорока оттенков белого цвета и куча разных названий снега?) В поэтической речи это могут быть постоянные эпитеты. Так вот. Возникает вопрос. Если я правильно вас поняла, вы считаете, что употребление разных дополнительных слов к главному - это или избыточность, или они несут какую-то добавочную смысловую нагрузку. А куда отнести постоянные эпитеты? Их и из песни не выкинешь и добавочной смысловой нагрузки они уже не несут (за исключением авторского отношения к тому, что он описывает). Например (не помню уже точно в каком произведении (фольклор или стилизация)), говорится об арапе и о его "белых рученьках", или на царя какого-то (собака калин царь, что ли) безо всякой задней мысли говорят "собака", просто потому что так устоялось традиционно … Или (особенно в речи детей): маленький комарик, маленькая мышка. Понятно, что комарик и мышка не могут быть огромными. Мне кажется, тут можно говорить о частичной реноминации. "Красна девица", "белы рученьки" это уже совсем не то, что просто "девица" и "рученьки", подразумевается какой-то культурный образ, с новым оттенком значения. Других определений к этим словам, понятно, не подберешь. Короче говоря, если в сочетании "синий велосипед" каждая из лексем несет свою отдельную смысловую нагрузку, которая потом накладывается на смысловую нагрузку другого слова, то в случае с постоянными эпитетами мы имеем дело с семантически неделимыми единицами: "белы рученьки" по отношению к арапу бессмысленно раскладывать на составляющие. Такая культурная номинация, получается.
5. О культурной номинации есть в книге "Поэтический текст" как система. С точки зрения исследователей, можно сказать, что Анна Каренина - это такая художественная номинация. Там есть интересная "классификация". Прикрепляю текст <Казарин Ю. В. Поэтический текст как система (Екатеринбург, 1999)>.
6. Ещё. Полностью согласна с тем, что язык обусловлен человеческим опытом (тот же самый снег у народов Севера) . И сам язык тоже обуславливает отношения человека и внешнего мира. Например, я, может, уже приводила такой пример. Тот же самый стол в представлении разных народов. Стол для русского - мужского рода - квадратный, деревянный, на четырех ножках. То, что рисовали в азбуках. Стол для француза "la table" - женский род - уже совсем другое дело - небольшой столик, с круглой столешницей, на одной ножке, со скатертью и небольшим букетом в центре. Ну и книга - очень сложно абстрагироваться - у них - мужского рода. Подсознательно другое отношение к предмету, обусловленное данными языка.
7. Пара слов касательно происхождения языка. Мне кажется, дело было так. Начну издалека, с животных и с их отличия от людей. Совсем недавно читала книжку о звуках в жизни животных, об особенностях ихкоммуникации. Там была отмечено, что в коммуникации у животных более важную роль играет сам "говорящий". Ориентации на слушающего нет вообще. Например, пожар в лесу. Крик лося - это реакция (на стресс, на изменение внешней или внутренней среды и т.д.). Остальные особи воспринимают этот звук как сигнал тревоги и принимают свои меры. Например, бегут и тоже кричат. Все, кто услышал, спасся, но при этом каждый остается сам по себе. В книге рассматриваются разные звуки и ситуации, эксперименты с магнитофонными записями криков животных и реакций на это дело таких же особей, но суть одна. Ну так вот. Для человека тоже свойственно такое поведение, например, крик в стрессовой ситуации, не предназначенный для слушателей (например, когда летишь в пропасть). Такой психологический рудимент. Но отличается человек от животных тем, что решающую роль в коммуникации играет ориентация на слушающего. Как животные воспринимают мир: есть "Я" и есть "не-Я", внешний мир, на который "Я" реагирую: собака рычит на прохожего, на зеркало, на кошку, на пылесос, потому что эти вещи выступают в качестве раздражителей, и пока она не устранит этот раздражитель, она не успокоится (в крайнем случае, подожмет хвост и убежит, если раздражитель сильнее). Но однажды в процессе эволюции человекообезъяну осенило, что есть "Я", а есть ещё и "другие Я", которые точно так же умеют думать, видеть, понимать и реагировать. А ещё его осенило, что "другой Я" может понять "Я", если "Я" попытается сообщить его с тем, что "Я" думает. Представляете, какой высокий уровень абстракции уже должен был быть! Люди очень долго к этому приходят в процессе взросления (например, подросток думает: "Есть "Я" и есть "Не-Я", внешний мир, мне враждебный. <...> Ну так вот о происхождении языка. Тот день, когда чел только осознал, что "Другое-Я" ничем не хуже "Я", просто другое, можно считать днем основания нормальной человеческой коммуникации, речи, а может быть, даже и языка. Сначала люди общались в конкретных ситуациях обычными животными звуками. А потом, когда пришла необходимость абстрагироваться от данной ситуации, пришлось придумывать "коммуникативные единицы", которые так же были бы понятны другому, как и тебе. Например, тут работает теория звукоподражания, рычащие, шипящие звуки напоминали собеседнику об угрозе; мягкие звуки напоминали ему об удовольствии и т.д. Как и дети, они, вероятно, обозначали сначала этой самой единицей-клаузулой саму ситуацию. Скажешь "Ням-ням", например, с указующим жестом, и собеседник понимает, что вон за той горой можно найти кучу разных вкусных бананов. День, когда первый собеседник приобщился к мысли говорящего через сочетание звуков "ням-ням" можно считать днем зарождения языка. А потом ещё абстрагировались, развивались люди и получились разные части речи, куча слов. Но сама система языка, если говорить о ней, была сформирована ещё до произнесения первого слова. Ещё тогда, когда у человека появилось логическое мышление и он стал способен воспринимать мир как некую систему. Это та мировоззренческая база, из которой потом развился язык, по мнению Гумбольдта. Если я правильно его понимаю. Вот такое мое мнение.
8. Вот. Ещё о способности вычленять слова из потока речи. Оказывается, правда, частично, научить этому можно не только человека. Кошки, собаки, бурундуки, отдельные фразы выучивают и адекватно на них реагируют. Вне зависимости от тембра голоса, высоты, от того, кто произносит эту речь.
9. В качестве примера на овладение речью детьми приведу пример из жизни. Люди воспринимают слова так, как им выгодно. Слышат то, что они хотели бы услышать. Про этот случай, я, может, уже рассказывала. Прибегает как-то моя двухлетняя племянница на кухню и начинает крутить ручку у газовой плиты. При этом она обращается к сидящим на кухне и ритмично, в такт, приговаривает с сияющим от счастья лицом: "Ни-зя! Ни-зя! Ни-зя!..". Ситуация ей явно очень нравилась, и слово "нельзя" никак не вязалось у нее с запретом. :)
10. Не поняла, почему "слово" присутствует не во всех языках? Разве может существовать язык без слов?
11. Что такое SAE - язык?
12. Что такое грайсовский принцип кооперации?
Все, вроде бы. Удачи! Таня.
Здравствуйте, Татьяна.
Прежде всего, прошу меня простить за столь долгое отсутствие писем от меня. Я и сам не думал, что затяну так долго. Оправданий мне в этом нет, поэтому поспешу, в конце концов, с ответом.
<...> наткнулся на переписку Абхавы и Курдюмова и понял: это круче любого учебника. Книги ведь долго пишутся, правятся, корректируются, рецензируются, включаются в план редакции… Пока что-то будет издано, тема потеряет актуальность. И вот теперь я кусаю локти, поскольку в нашей с вами переписке тоже были весьма серьезные вещи. Да и к результату в процессе диалога прийти легче. Поэтому, с вашего позволения, перейду прямо к делу, к разговору о статье, Вашу рецензию на которую я с таким нетерпением ожидал. Вы не поверите, но кроме Вас никого не удалось пока вытащить на серьезный разговор относительно написанного. Наверное, я изъясняюсь чересчур туманно.
1. "Мысль о лингвистическом "квадрате" очень интересная…" Здесь я впал в зависимость от терминологии, которую сам же критикую. Мысль 1: Слово обладает значением. Мысль 2: Значение - обрывок смысла. Мысль 3: Высказывание - полный знак (здесь я иду вслед за Гаком). Высказывание соотносится с действительностью, которая непрерывна. Мы же делаем действительность "дискретной". Для того, чтобы понимать ее, поскольку охватить Вселенную во всем ее объеме человек вряд ли способен. Дискретность видения ни в коем случае не является поводом для утверждения, что и Вселенная дискретна. Время и пространство существуют лишь постольку, поскольку в нашем видении мира они есть. Человек находится "здесь и сейчас" и мир он видит из этой позиции, иначе и быть не может: оказаться в абсолютных НИГДЕ и в НИКОГДА (по Пелевину и тем философам, которые за ним стоят) невозможно. Человек, осознавая себя человеком все равно будет воспринимать это оторванное от времени и пространства НЕЧТО как "место, где я нахожусь сейчас". Относительно этих трех компонентов: я-говорящий/думающий, здесь и сейчас и выстраивается мир для каждого человека. Естественно, что и высказывания строятся относительно этих трех координат (они универсальны).
Впрочем, сейчас мне даже кажется, что главная мысль даже не в наличии "противопоставления денотату" в структуре значения (это следствие). Важнее другое. Слово как знак соотносится не объектами действительности, а с фактом выделения/отделения чего-то. Ваш пример - "фигня" - не исключение: ведь не всё же мы называем "фигнёй", а лишь то, что не представляется для нас интересным. Словосочетание "Всякая фигня" противопоставляется словосочетанию "[Это -] фигня", т.е. говорящий выходит за пределы "здесь" и "сейчас".
Фраза "Вот это важно" всё-таки означает, что все остальное не важно. Другое дело, что добавив сюда вводные слова (во-первых, во-вторых…) мы снимем это "общее" деление на важное и неважное, но добавим ранжирование по значимости (которое зачастую безуспешно пытаются снять фразой "последний по порядку, но не по значению").
Сочетание "один из", на самом деле, не ограничивает, не опровергает что-то, но, напротив, подразумевает что таких подобных "одних из" есть некоторое множество. Здесь я с вами полностью согласен. Но так ведь идея не столько в том, что что-то чему-то противопоставляется, сколько в СУЩЕСТВОВАНИИ самого факта противопоставления чего-то чему-то (не обязательно, объекта действительности), что находит отражение в языке. "Один из" - следствие того, что мы научились членить общее на частное.
2. То, равенство, которое Вы приводите (Фраза = Предложение = минимальная коммуникативная единица = высказывание, содержащее завершенную мысль = клаузула) не совсем верно. Фраза - законченная единица, фрагмент (в лингвистику термин пришел из музыки, если не ошибаюсь). Предложение - это структура, схема, оболочка (если придерживаться последних веяний в научном толковании этого понятия), тогда как клаузула - минимальная смыслонесущая единица, соответственно, и минимальная коммуникативная единица. Высказывание, содержащее завершенную мысль может состоять из нескольких клаузул. Мне тут в голову пришла мысль, что нельзя рассматривать смысл как сумму значений (лексических и грамматических) компонентов, составляющих целое (например, ту же клаузулу). Ведь не рассматриваем мы организм как сумму органов. Значение производно от смысла, а не наоборот (это опять-таки к идее о минимальной единице языка). Смысл - завершенная, самодостаточная мысль, идея о действительности. Он не может быть оторван от ситуации общения и я-говорящего. Вот почему мы не всегда понимаем, что хотели сказать писатели своими произведениями - мы не можем восстановить ситуацию общения, мы находимся вне её. Слово не может быть соотнесено со смыслом, оно бессмысленно (здесь я полностью солидарен с Потебней), поскольку смыслонесущая единица должна быть увязана с пространством и временем (предикативность) и мнением говорящего (модальность) - это не может быть передано такой единицей, как слово.
Что касается "фразоцентризма", то и мне это понятие не по душе. Я встретил его у В.П. Даниленко, поэтому и прицепился к нему. Впрочем, автор приводит синоним - "синтаксоцентризм", который ничуть не лучше: избавляя нас от одних ненужных ассоциаций, он привносит другие. Пока что выход видится мне в том, чтобы отдельно оговаривать, что есть фраза, что - клаузула и что - предложение.
С мыслью о предложении как минимальной коммуникативной единице всё-таки не соглашусь. И вот почему. Для меня очень важно разведение двух понятий - предложение ("sentence") и клаузула ("clause"), поскольку первое в отечественной лингвистике является многозначным. С одной стороны возможен формальный подход к пониманию термина (в письменном тексте - развёрнутое синтаксическое построение от точки до точки), так и смысловой (единица сообщения, обладающая значением предикативности) [см. Энциклопедический словарь по языкознанию, статья "Предложение"]. Введение термина "клаузула" в лингвистический обиход сузило сферу применения термина "предложение". Клаузула - грамматическая единица, включающая, как минимум, предикат, явный или скрытый субъект и выражающая пропозицию [Hartmann, R.R.K., Stork F.C. Dictionary of Language and Linguistics. London: Applied Science, 1972. p. 137]. Кстати, о фразе. Фраза ("phrase"), в отличие от клаузулы, лишена субъектно-предикатной организации, хотя также является единицей, большей чем слово (что, скорее всего и стало поводом для образования слова "фразоцентический", равно как и то, что в обыденном сознании "фраза" есть 'нечто завершённое'). Предложение тогда - грамматическая единица, состоящая из одной (простое предложение; "simple sentence") или нескольких (сложное предложение; "complex / compound sentence") клаузул. Работы Бахтина относятся к периоду до попыток снять многозначность термина "предложение", поэтому несколько некорректно сопоставлять нынешнее понимание термина "предложение" с тем, что было около 40-40 лет назад. Повторюсь, Бахтин решал другие задачи, поэтому в том разделе языкознания, которым занимаюсь я, ссылки на его работы возможны, но особой роли не играют. Я занимаюсь глубинным синтаксисом, тогда как Бахтин - проблемами коммуникации и понимания. С другой стороны, бахтинское "предложение" есть современная "клаузула" (в переводе с русского на русский).
3. По поводу "зеленой травы", белого снега и т.д… Опять же, вернемся к базовой идее: языковая единица не есть только знак чего-то, она - знак отграничения чего-то одного от чего-то другого. Все остальное - лишь следствие этой мысли и попытки её обосновать (верифицировать). Вы правильно замечаете, что дело в избыточности языка, но, к сожалению, не задаётесь вопросом: а откуда эта избыточность языка взялась? Зачем вводить в язык то, что там уже есть? Кроме того, понимание того, что избыточность выполняет защитную функцию, требует значительных умственных усилий при сформированной лингвистической традиции. Сдается мне, истоки возникновения избыточности следует искать в природе языка. Вернемся к той метафоре, которую я предложил чуть выше (язык - это организм). Известно, что в случае травм полушария мозга могут брать на себя выполнение функций, им не свойственных, что абсолютно исключено, когда мы имеем дело с компьютером - при повреждении одного компонента перестает работать вся система. К сожалению, для науки до сих пор характерно сравнение мозга с компьютером, тогда как природа этих объектов разная. Да, оба состоят из неких компонентов, только вот компьютер при наличии схемы построить можно, а для мозга такой схемы в принципе быть не может. Мозг не строится из компонентов - он изначально состоит из них, а в процессе роста организма в целом, число этих компонентов увеличивается. Нам кажется, что природа вела себя как инженер-конструктор: есть некие задачи, значит должны быть инструменты их решения. Но на деле все было иначе - изначальной заданности функций не было, и именно поэтому в случае травм функции поврежденных зон мозга могут перехватывать зоны, оставшиеся невредимыми.
Применительно к языку мы видим ту же картину. Не было изначальной заданности (этим мы обозначаем это, тем - то…). Познание мира - безгранично, что и отражается в языке (статичным может быть только мертвый язык). Языковые единицы - это "органы", они "оформляются" по ходу развития языка. Некоторые устойчивые и повторяющиеся компоненты оформились как "слова", более повторяющиеся компоненты стали "грамматическими категориями". Очевидно, что процесс этот шел длительной время, и что один и тот же компонент смысла мог зафиксироваться на разных уровнях. Отсюда и языковая избыточность. И еще одно следствие: "органы" разных языков могут значительно отличаться друг от друга. Я даже подозреваю (скажу Вам по секрету), что могут быть в языки, в которых всего два времени: настоящее и прошлое-будущее. Что касается слов, то эти "органы" оформились в языках номинативного строя (к коим относится и русский), однако не все языки номинативные. Возьмите чукотский или китайский язык. Здесь нет слов в том понимании, к которому мы привыкли. Так что вполне возможен язык без слов (это так называемые "инкорпорирующие" языки, в которых минимальная единица - слово-предложение). Уорф, противопоставляя языки номинативного строя языкам индейцев, которые он изучал, ввел для первых понятие "SAE-языки", то есть языки среднеевропейского стандарта (Standard Average European languages).
Что касается "зеленой травы", подумайте сами: зачем человеку говорить "зеленая трава", если в его сознании она всегда зеленая? Зачем использовать лишнее слово? Ведь это противоречит принципу языковой экономии (говори не больше, чем нужно для достижения поставленных целей - одна из максим грайсовского принципа кооперации, который касается условий протекания эффективной коммуникации). Если я вас правильно понял - вы полагаете, что дело в поэтической функции языка, которая позволяет передать чувства и эмоции (например, восхищение). Но ведь восхищается-то человек обычными, по сути, вещами: небом, травой, морем… А вещи эти имеют обычные признаки - "чистое"/"синее"/"высокое", "зеленая", "синее". В обыденной речи, когда мы просто хотим сообщить нечто, касающееся неба, травы, моря, мы опускаем эти признаки (зачем напрягаться - собеседнику и так ясно, какие они). Но едва перед говорящим возникает потребность "поделиться" эмоциями, он эти признаки озвучивает. И опять получается, что тем самым он отграничивает простое информирование от сообщения своих переживаний. [Пример с небом не столь удачен, но идею иллюстрирует.] Впрочем, Вы и сами это отмечаете: "человек может сказать "зеленая трава", например, если ему это надо отметить, если он восхищен. При этом более важной лексемой здесь, по-моему, будет прилагательное, определение цвета…".
4. По поводу "Белого снега, черного вечера"… Согласен, есть тексты, в которых слово белый - не есть 'чистый' (Ваш же пример из Цоя: "Белый снег, серый лед…"). Здесь, мне кажется, мы видим потребность что-то сказать, чтобы попасть в ритм и рифму, а итоговый текст оказывается простым нагромождением слов (яркий пример - тексты песен Бутусова). В фольклоре картинка совсем другая. Когда здесь поется про белый снег, имеется в виду чистота. "Белым снегом, белым снегом … (че-то там, кто-то, всю дорожку) замела-а…" - т.е. 'все что было - прошло', 'не осталось следов'. Здесь же прокомментирую те фразы, которые Вы также приводите в своём письме. "Красна(я) девица" (а также "красно(е) солнышко") - 'красивая девица (солнышко)', "белы(е) рученьки" - 'чистые рученьки'. Язык изменился. Мы видим в словах "красный" и "белый" прежде всего цвет, а наши предки - "красоту" и "чистоту". Произошел сдвиг в значениях слов.
5. О культурной номинации и происхождения языка, с Вашего позволения, умолчу, т.к. первая нас может увести далеко в сторону от темы разговора. Впрочем, и в уже сказанном есть многое касающееся ее. Второе же было уже многажды оговорено, но если необходимо, предлагаю вернуться к этой теме отдельно. Умолчу и о теории Г.П. Грайса, т.к. она довольно подробно описана во многих современных пособиях по коммуникации. Коротко отмечу лишь, что принцип кооперации предполагает наличие у собеседников двух тесно связанных установок: стремления к достижению обоюдного успеха коммуникации и стремления к достижению своего личного, эгоистического успеха. Эти установки задают направление коммуникативного потока, формируя для каждого собеседника цель речевого взаимодействия. Достижению этой цели подчинен как выбор языковых средств, так и все поведение партнеров по диалогу.
6. Рад, что относительно обусловленности языка человеческим опытом и опыта - языком, у нас полное взаимопонимание ;)
7. О способности вычленять слова из потока речи. "Оказывается, правда, частично, научить этому можно не только человека". Но ведь НАУЧИТЬ! Именно НАУЧИТЬ. На факультативе "Проблемы современной орфографии" я предлагал студентам записать такой текст (орфография оригинала сохранена): "Жилаодна кошка уней было три котенка один играл в клубок другой пил молоко. аещоодинтожепилмолоко. только умамы а папа спал. Патомони о трпавилис, гулять. Маленький котенок, убежал. Мама искала искала помотмнашла. Котенок по старше бегал возле мамы а катенок самый старшей следил заими. Мама была рада за своих детей Апапа оченрад конец истории". Это сочинение семилетней девочки.
Кстати, вот замечательнейшая цитата из статьи А.М. Пешковского "Навыки чтения, письма и устной речи в школах для малограмотных" (1930 г.): "В основе усвоения грамотности лежит способность расчленения речевых представлений, куда входит расчленение речи и на слова, и на грамматические части слов, и на слоги, и на звуки (первые два, конечно, с соответственным расчленением на значения). <...> Спросите неграмотного обитателя лесной глухой деревни, есть ли в его языке звук [б], есть ли в нем слово и, есть ли в нем даже слова столу, добрую, - он вас не поймет. Малограмотный ясно выговорит вам слова пролетариат, а напишет пролтриат или пролторат. Если вы его спросите, что он слышит после первого т, то он даже и вопроса вашего не поймет, потому что он, говоря, не замечает, что в этом слове два т. Тот же малограмотный может сказать на собрании что-нибудь вроде успехи соотношения сил или пролетаризация классовой борьбы, и ему будет казаться, что он понимает, что он говорит. На чем основаны все эти явления? На недостаточной расчлененности речевых представлений по сравнению с той, которой требуют чтение, письмо и культурное говорение. Хотя наша речь по природе своей членораздельна, и притом членораздельна не только внешне, но и внутренне (в смысле значения), но членораздельность эта в естественных условиях не сознается. Искусственная, литературная речь, а таковой неизбежно является всякая речь, выходящая по содержанию за пределы домашнего обихода <...>, и тесно связанные с ней письмо и чтение требуют осознания этой членораздельности. Степень этого осознания и есть степень грамотности. Все это очень элементарно, но об этом необходимо условиться, потому что учительство в массе плохо представляет себе в этом отношении психику малограмотного. Оно смотрит на него с высоты своего собственного умения произвольно членить речь на слова, формы, слоги, звуки и не представляет себе всей цельности, слитности речевых представлений малограмотного. <...> Учитель должен проникнуть силой воображения в это смутное языковое мышление, в котором отдельные элементы речи не выкристаллизовываются с достаточной ясностью, - и тогда он поймет, против чего ему бороться и чего добиваться".
Что ж, вроде бы все.
С чувством всё-таки выполненного долга прощаюсь с Вами и с нетерпением жду от Вас новых писем <...>.
Искренне Ваш, Денис.
Денис, насчет статьи. Все, вроде бы, прояснилось. Вы хороший объясняльщик. Спасибо. Очень интересно. Осталась пара моментов.
1. Правильно ли я вас понимаю: вы предлагаете рассматривать не только значение лексической (текстовой) единицы, но и то "затекстовое" поле, из которого эта единица выделяет называемый ею предмет?
В таком случае это становится важным не только для лингвистики, но и для истории, истории культуры, психологии...
А где и как будет работать эта теория в лингвистике? При анализе лексемы по треугольнику Фреге, в словарной статье? На каком этапе рассмотрения/изучения текста она начинает работать? Каким способом вы предполагаете осуществлять работу с текстом? Какие этапы работы должны быть у лингвиста? Что конкретно должен изучать лингвист? Насколько это реально осуществимо изучать то, о чем вы говорите?
Или я все неправильно поняла, и вы говорите о природе наименования как факте ограничения от того-то и того-то без предложения рассматривать "околотекстовое поле"? Или как?
И ещё. В одном из ваших высказываний прозвучала такая мысль, что при составлении словарей такие вещи (как это, кстати, назвать одним словом, то что не в ходит в значение лексемы, но о есть рядом с ней?), о которых вы говорите, не учитываются, и это, на ваш взгляд, печально. Так вот, если говорить об ограничении значения лексемы от значений, ей подобных, это ведь и является одним из основных принципов составления словарной статьи - написать так, чтобы читатель сразу понял, что есть тигр, а что такое не-тигр. Проблемы со словарями, получается, нет.
2. Не могли бы вы назвать имена исследователей, на работы которых вы опираетесь при определении терминов "предложение", "фраза" и "клаузула"? И сами источники, пожалуйста. (Энц. словарь по языкознанию?) Это определения, взятые из зарубежной или русской терминологии? Насчет "клаузулы", вы говорили, что термин английский (Хартман и Сторк?). Мне интересно, насколько этот термин принят/используется сейчас у нас. И ещё, как давно существует такое толкование этих терминов?
3. Насчет смысла и суммы значений, согласна. Смысл, мне кажется, можно сравнить с "химическим соединением" компонентов, при котором индивидуальные свойства каждого составляющего (правда частично) "утрачиваются", и образуется новый общий смысл, который может не иметь ничего общего со значением отдельных составляющих (самый яркий пример: фразеологические единицы).
4. Корректно ли сочетание "завершенная мысль"? Это уже устоявшийся термин?
5. Избыточность языка. Тут я с вами все-таки не соглашусь. Насчет "истоков", я тоже думала, что это образовалось в качестве "подстраховки" (то, что вы называете защитной функцией). Так в таком же качестве оно может существовать и сейчас. Чтоб уж точно не пропустить что-то важное, в разговорной речи человек может говорить плеоназмами. Грайс, может, был и прав, но ведь он говорил, по вашим словам (к сожалению, пока нет возможности почитать первоисточники об этом принципе), об эффективной коммуникации. О том, как сделать коммуникацию лучше. Это актуально для людей, у которых есть такая целеустановка. И нужный результат будет получен или при большом опыте публичных выступлений или при долгом труде над письменным текстом. Но разве задумывается в повседневной жизни нормальный человек об эффективной коммуникации, когда он говорит (тот же "май месяц" в качестве примера, а также речевые ошибки в текстах учащихся с обилием плеоназмов)? Что касается зеленой травы и Ко, то появление определения там, где и так ясно, какого цвета трава, можно, на мой взгляд, объяснить несколькими причинами: 1) указание на цвет (первостепенным становится он, а существительное становится "дополнением" к главному), 2) поэтическая функция языка (постоянные эпитеты; может быть сюда же можно отнести случаи, когда слова нужны для заполнения ритмических "пустот"), 3) спонтанная речь, неокончательно сформулированная мысль - отсюда разные лишние слова, 4) в разговорной речи важную роль играет и скорость: чем выше скорость речи и ниже скорость формулирования мысли, тем большее количество "лишних" слов появляется в тексте (кроме слов-паразитов, я считаю вполне возможным и появление здесь плеоназмов), 5) волнение, боязнь упустить что-либо важное.
В остальном - убедили.
С уважением Таня.
Раздел: Лингвистические диалоги | Добавлено 28 октября 2005 г.